Чисто убийственное зло

Стрега-Шлосс разрушен. Отныне мы будем жить, как нормальные люди, в маленьком доме с двумя гаражами, сарайчиком, огородиком и садиком размером с кладовку Стрега-Шлосса. А выглядывая из окна, мы будем видеть лишь тысячи домов, подобных нашему. Разве это не чудесно?

— Вауггххх! — завыл Ток, зарываясь мордой в солому. — Бьюсь об заклад, в этой местности не разрешают держать крокодилов.

— Не думаю, чтобы и драконы там были особенно популярны, — простонал Ффуп, уныло поникнув крыльями.

— Ну, я-то всегда могу обратиться в камень и служить садовой статуей. Каменные грифоны сегодня в моде, — заявил Сэб, хватаясь за соломинку.

— А я, — добавил Нот, — я буду… хм… — воображение отказывалось ему служить.

— Половичком у двери, — подсказала синьора Стрега-Борджиа, подавив рыдание. — Ты будешь негигиеническим половичком, зверь. — Чувствуя, что вот-вот зальется слезами, она молча помахала рукой и захлопнула за собой дверь конюшни.

Оставшись в темноте, звери сгрудились вместе в поисках тепла и утешения. Больше не будет Стрега-Шлосса? Перспектива относилась к разряду ночных кошмаров. Слезы обильно текли по меху, чешуйкам и шкурам, пока звери свыкались с мыслью о будущем, в котором уже не будет радости.

БОГГИНВЬЮ

После того как на них обрушилась весть об ужасной судьбе дома предков, Стрега-Борджиа постепенно становились все более подавленными и нервными; взрослые — из-за надвигающейся угрозы стать бездомными, дети же были измучены необходимостью постоянного ухода за четырьмя сотнями клонов.

Клоны же, как раз, наоборот, процветали. Их щеки становились все розовее, лысые головы покрылись волосами, а младенческое шипение сменилось жизнерадостным кудахтаньем.

— Зачем они это делают? — вопрошала Пандора, в двенадцатый раз за утро оттирая клоний помет с прикроватной тумбочки. — Почему они издают эти дурацкие звуки — хисс-хисс, клак-клак? Это сводит меня с ума.

— Думаю, это потому, что в питательную среду попало некоторое количество гусиной крови. — Титус снял непоседливого клона с карниза для штор, откуда тот свисал, то и дело чирикая и показывая Титусу язык.

— Успокойся, маленький гаденыш. — Пандора вытащила чересчур целеустремленного клона из шкафчика в ванной и швырнула его на кровать.

— Нежнее, — посоветовал Титус. — Если ты покалечишь малыша, мне придется его утешать, а я не знаю, готов ли я к этому…

— Полный кошмар. Прятать их от Лэтча просто невыносимо. А тебе не кажется, что он о чем-то догадывается?

— Нет еще, но ему уже надоело надевать каждый день одну и ту же одежду с тех пор, как я «потерял» ключ от встроенного шкафа.

— А как насчет шипения?

— Я соврал ему, что это барахлит центральное отопление, но вот кудахтанье сделало его более подозрительным.

— Так не может продолжаться, Титус. — Пандора бросилась на кровать брата, и в ту же секунду с десяток клонов вскарабкались по покрывалу и развили бурную деятельность вокруг ее ног. Она без особого энтузиазма отпихнула их. — Пойдите прочь! Титус, их же надо как-то приучать жить в доме. Это уже слишком. Перестаньте!

— Они просто пытаются продемонстрировать свою любовь, — объяснил Титус. — Ой, посмотри, он обнимает твою ногу. Ох… нет, нет, Пандора, я ошибся — он написал тебе на брюки.

— Вот паршивец! — зарычала Пандора. — Передай мне туалетную бумагу. — Она подняла провинившегося клона одной рукой, а указательным пальцем другой помахала перед его лицом. Клон был Пандориного типа, приблизительно четырех лет, ростом в четыре дюйма. — Не. Делай. Этого. Никогда, — возвестила Пандора. — Пользуйся. Туалетом. Ох, ну почему они такие тупые? Не на пол, а в туалет, тупица.

— Надо найти им какую-то одежду, — сказал Титус, с ужасом глядя на клона Титусового типа, который умудрился засунуть крошечную часть своей анатомии в электрическую розетку. Раздался громкий хлопок, возмущенное шипение, и дымящийся трупик клона рухнул на ковер.

— О, бедняжка, — неискренне произнесла Пандора, — какая жалость, осталось всего триста девяносто девять…

Внизу, в спальне на четвертом этаже, синьор Стрега-Борджиа поднял трубку телефона и долго смотрел на нее так, словно опасался, что она может выпустить клыки, броситься ему на шею и высосать его кровь до капельки. Его жена с младшей дочкой принимали утреннюю ванну — ритуал, который неизменно приводил их в хорошее настроение, затопляя при этом пол в ванной комнате. Звук льющейся воды заглушал слова Лучано Стрега-Борджиа, который предпринимал первые шаги к продаже Стрега- Шлосса.

Накануне они вместе с женой взяли такси и отправились в свой родной дом, чтобы лично осмотреть повреждения. Не осмеливаясь войти внутрь, они постояли в розарии, укрываясь от ветра под раскидистым каштаном. Слезы повисли на носу синьора Стрега-Борджиа, когда он ласково хлопал по стволу дерева.

— Его посадила моя прабабушка, — скорбно произнес он, — а мой прадедушка закопал ее под ним…

Синьора Стрега-Борджиа посмотрела на окна первого этажа.

— Титус родился в голубой комнате, — прошептала она. — Помнишь? Ты был в такой панике…

— Второе окно справа, — засопел синьор Стрега-Борджиа. — Как я мог забыть? Я выбежал из комнаты и побежал искать акушерку. Даже не вспомнил про телефон.

— О, Лучано, — всхлипнула синьора Стрега-Борджиа, — без Стрега-Шлосса я чувствую себя так… словно я потеряла почву под ногами. Я просто не могу представить, как мы переживем его потерю. Это невыносимо.

— У нас остается наша семья, — сказал синьор Стрега-Борджиа, роясь в карманах в поисках платка. — Мы всегда будем помнить, как мы здесь жили.

— А Дэмп его не запомнит, — синьора Стрега-Борджиа достала из сумочки неиспользованный памперс и предложила его мужу вместо салфетки.

Вокруг завывал ветер, сотрясая голые ветви каштана и утюжа траву на поляне. Синьор Стрега-Борджиа содрогнулся.

— Идем, Бачи. Надо ехать — у таксиста щелкает счетчик, и дети забеспокоятся.

Рука в руке, посылая каждый свое молчаливое прощание Стрега-Шлоссу, они пересекли розарий и медленно пошли туда, где их ждало припаркованное такси. С потемневшего неба начали падать мелкие снежинки, и безжалостный ветер бросал их в лицо несчастным.

К действительности синьора Стрега-Борджиа вернули короткие гудки, сменившиеся автоматическим голосом, напомнившим, что нужно положить трубку. Синьор Стрега-Борджиа набрал несколько цифр и стал ждать. На другом конце сняли трубку.

— Могу я поговорить с мистером Белла-Виста? — произнес синьор Стрега-Борджиа почти шепотом.