– Успокойся, Эмерсон. Если бы в момент выстрела Рамсес был в шлеме, пуля пробила бы ему череп и результат не замедлил бы сказаться.
– Именно так, – подтвердил Дональд. – Рамсес держал шлем в руке. Но наказание все равно должно последовать. Будь он моим сыном, я бы устроил ему хорошую порку.
Рамсес окинул Дональда взглядом, после которого тому полагалось бы немедленно взять назад свои слова. Прической Рамсес походил сейчас на кровожадного воина из племени масаи, выражение лица было не менее воинственным.
Эмерсон пропустил совет мимо ушей, он и не такое слышал, зато Энид возмущенно всплеснула руками:
– Какая жестокость! Но ничего другого ждать и не приходится! – Она обняла Рамсеса. – Бедный малыш! Словно мало того, что он натерпелся страха, так еще ему грозят побоями... И эта брань!
– Черт побери, какая брань. Энид? – не выдержал Дональд. – Да, мне хотелось выругаться, но я взял себя в руки.
Энид демонстративно повернулась к нему спиной и крепче прижала к себе Рамсеса.
– Пойдем со мной, бедняжка. Энид тебя умоет и защитит от этого зверя.
Рамсес уткнулся лицом в ее белоснежный передник, – вернее, белоснежным он уже не был. Я видела лишь щеку и уголок рта. Рот кривился в язвительной улыбке. В любое другое время Рамсес яростно восстал бы против объятий, но сейчас он явно был доволен.
Дональд тоже отправился мыть руки, не менее грязные, чем у подопечного. Но если он надеялся оправдаться перед Энид, то вряд ли это удалось, – девушка вскоре привела Рамсеса назад. Теперь были чисты по крайней мере его руки и лицо. Понимая, что полной чистоты можно достичь, лишь с головой окунув наше чадо в воду, я разрешила ему выпить чаю, но при условии, что он останется на некотором удалении от стола. Нильская грязь отличается необыкновенно тошнотворным и стойким запахом.
Состояние Дональда было не столь удручающим. Большая часть грязи пришлась на арабский балахон, который он накинул поверх рубашки и брюк. Молодой человек даже успел причесать свои волнистые вихры. Я попросила, чтобы он поведал о происшедшем и назвал имя того, кто стрелял в Рамсеса.
– Судя по вашему тону, миссис Эмерсон, вы понимаете, что это было просто недоразумение. Но виноват в основном сам Рамсес. Мы спустились к каналу и завели беседу с женщинами, занятыми стиркой, – вернее, беседу завел Рамсес. Между прочим, ваш сын знаком с далеко не лучшими арабскими выражениями... Потом неподалеку послышались выстрелы. Не успел я оглянуться, как Рамсес вскочил на своего осла и как угорелый поскакал на звук стрельбы. Я нагнал его и попытался втолковать, что только безумец может соваться под пули. У нас разгорелась дискуссия, и Рамсес уговорил меня подойти поближе и полюбоваться охотой... Мы спорили так громко, что я не сомневался – охотники уже знают о нашем присутствии. Тем не менее я окликнул их еще раз. Над водой кружила, готовясь сесть, большая стая птиц, было ясно, что стрелять будут в ту сторону, а мы двигались с противоположной, поэтому я рассудил, что принял все необходимые меры предосторожности...
– Видимо, так оно и было, – успокоила я Дональда, подливая чаю. – Кто же мог предположить, что Рамсес окажется на линии огня?
– Действительно, никто, – подтвердил молодой человек. – Более того, Рамсес вел себя как настоящий безумец. Кричал и размахивал шлемом. Птицы, естественно, испугались и взлетели...
– Этого я и добивался, – ввернул Рамсес. – Ты же знаешь, мамочка, как я отношусь к кровопролитию. Одно дело – убивать животных в порядке самозащиты или для пропитания, но истреблять беззащитных созданий только ради подсчета убиенных – подлость, не поддающаяся никакому...
– Твое отношение к проблеме не составляет для нас секрета, – сказал Эмерсон. – Однако, мой мальчик...
– Не надо его ругать, – вступилась Энид. – Маленький смельчак не думал о своей безопасности. Безрассудное, но благородное поведение! Я на месте Рамсеса поступила бы так же!.. Просто возмутительно, что люди убивают ради самого убийства!
Истинным объектом ее возмущения был, разумеется, Дональд. Молодой человек покраснел, но не вымолвил ни слова в ответ. Энид же продолжала восхвалять Рамсеса, чья самодовольная физиономия лишила бы терпения даже святого. Стремясь отблагодарить защитницу по заслугам, наш сын предложил дать ей урок иероглифической письменности. Подобное предложение свидетельствовало об обожании, граничащем с обожествлением. Свежеиспеченная богиня и новообращенный рука об руку удалились в дом.
Дональд с такой силой треснул чашкой о блюдце, что посуда в его руках превратилась в груду черепков.
– Я больше на вас не работаю, миссис Эмерсон! Мне доводилось справляться и с вооруженными врагами, и со свирепыми дикарями, но против вашего Рамсеса я бессилен.
– Рамсес? Наверное, вы хотели сказать – Энид. Еще печенья?
– Плевал я на ваше... Простите, миссис Эмерсон. Мне надо побыть одному.
– Собираетесь забыться в опиумном бреду? – поддел его Эмерсон. – Лучше сразу сдайтесь, мой мальчик. С миссис Эмерсон вам все равно не сладить. Раз уж она за вас взялась, то доведет дело до конца, нравится вам это или нет. А теперь прошу меня извинить, пойду разбирать свои записи.
– Эмерсон – воплощение такта, – сказала я, проводив мужа взглядом. – Он догадался, что я хочу поговорить с вами наедине, Рональд... то есть Дональд. Нет-нет, останьтесь! Иначе я попрошу Абдуллу вас вернуть, сесть на вас верхом и не слезать, пока я не закончу. Господи, как же мужчины упрямы! Энид все мне рассказала, Дональд.
Молодой человек рухнул в раскладное кресло, чуть не опрокинувшись вместе с ним.
– Все?!
– Почти. В любви к вам она мне не призналась, но я и сама вижу, что к чему. Меня не перестает удивлять...
Дональд подскочил как ужаленный:
– Она меня любит?
– ...способность мужчин не замечать того, что находится у них прямо под носом. Вы тоже влюблены в нее...
– Влюблен в нее? В нее? В нее?!
– Хватит изображать попугая! Лучше сядьте и не кричите, иначе все сбегутся на шум.
Дональд медленно осел в кресло, как человек, которому отказали ноги. Его глаза, круглые, как блюдца, и синие, как первосортная египетская бирюза, были устремлены на меня. Я продолжала:
– А почему, по-вашему, Энид вас преследует? Зачем пытается убедить, что вы должны себя защитить? Зачем ей было принимать ухаживания негодяя Каленищеффа, если не ради помощи вам? Почему она так на вас зла? Поверьте, женщина не способна на самопожертвование исключительно в память о старой дружбе. Нет, это любовь! В то же время Энид вас презирает, и на то, согласитесь, есть причины. Терпя наказание вместо брата, вы оказываете ему медвежью услугу. А если вы настолько глупы, что готовы принять бесчестье из ложной доблести, то почему заставляете страдать тех, кто вас любит? Вам следует сообщить, что виноваты вовсе не вы, а брат. Станьте наконец самим собой и объявите о своей любви!
– Я вам не верю, – пробормотал Дональд. – Она меня презирает. Она...
– Презирает, еще как! И все же любит. Слушайте внимательно, Дональд. Вы не можете нас покинуть. Я не в силах ничего объяснить Эмерсону... Он впадает в бешенство при упоминании Гения Преступлений, но вы-то, надеюсь, поймете меня. Энид грозит страшная опасность, и вовсе не со стороны полиции. Гений Преступлений сделал все, чтобы Энид заподозрили в убийстве Каленищеффа. Иначе зачем надо было убивать князя в ее номере?
– Затем, что Каленищефф всегда был настороже. Застать его врасплох можно было только во время свидания.
– Мой последний вопрос был риторическим, – сказала я резко. – Поверьте, Энид в опасности! Возможно, в ту ночь она видела или слышала нечто такое, что может разоблачить злодея Сети. Нужно лишь, чтобы Энид вспомнила. Пусть она и дальше клянет и поносит вас сколько душе угодно, вы не должны ее бросать! Кстати, о брани. С какой радости вы сносите ее с бараньей кротостью, а? Давайте-ка я научу
