становятся вампиром, у отравленных ядом людей еще есть шанс умереть человеком. Но Каэль не пощадил девушку и заставил ее выпить «грязную» кровь. Теперь Анэт была обречена на бессмертие.
– Холодно от камня, – помогая ей встать, сказал Батури. – А к жажде придется привыкнуть. Теперь она будет тебя мучить вечно. Но сейчас ее надо утолить – ты слишком слаба. Думаю, Каэль не обидится, если мы позаимствуем жизнь одного из его пленников.
– Жизнь? – с испугом переспросила девушка, жрица Симионы, которой чуждо убийство. – Я не могу брать чужие жизни. Это против законов людей, против воли Созидательницы.
– Забудь о Симионе, – с напором сказал Батури. Сейчас ему важно было, чтобы недоученная жрица взяла на себя грех и выпила человеческую кровь, выпила из тела жертвы до последней капли. Только так, убив, еще на шаг приблизив перевоплощение, можно было сохранить истлевающую жизнь девушки. – Ты должна сделать это. Кровь придаст тебе сил, но без нее ты станешь для меня обузой, или умрешь.
– Я умру, но убивать не стану, – тоном, не –приемлющим возражений, произнесла Анэт.
– Прости, жрица. – Батури прикоснулся к вискам девушки. – От твоей жизни зависит моя. Ты выпьешь кровь. Выпьешь, – сказал он и, проникнув в ее сознание, подчинил себе, заставил выполнять свою волю.
Клавдий кинжалом взломал замок на камере одного из людей и первым вошел внутрь. Чтобы жертва не оказывала сопротивления, он загипнотизировал ее. Клинком пробил сонную артерию на шее человека и заставил Анэт, у которой еще не выросли клыки, присосаться к ране. Жрица, поправ заветы Симионы, выполнила приказ магнетизера. Но стоило ей почувствовать на своих губах кровь, как Жажда взяла верх, и уже никакие силы не смогли бы оторвать Анэт от смакования жизни, пульсирующей во вспоротой шее и исчезающей с каждым новым глотком.
– Вторая ступень, – тихо прошептал Клавдий и отпустил девушку из сетей своей магии. Анэт не остановилась, не перестала пить кровь, не смогла перебороть свое желание, свою Жажду. Она выпустила жертву только тогда, когда у той остановилось сердце.
– Что ты со мной сделал?! – ужаснулась, придя в себя, Анэт. Она смотрела на свои перепачканные багряным руки, суетливо попыталась вытереть с губ и подбородка кровь, но лишь размазала ее по лицу. – Что… ты… сделал? – разрыдавшись и упав на колени, девушка с трудом вытолкнула изо рта непослушные слова. – Зачем?
– Ты должна жить, – опустившись напротив Анэт и обняв ее за голову, сказал Батури. – Должна жить. Не ради себя, ради меня и Долорис.
– Я убийца, – почувствовав хоть какую-то поддержку, пусть холодную, отстраненную и чужую, Анэт разрыдалась пуще прежнего и рухнула в объятья вампира. – Ты сделал из меня убийцу…
– Успокойся. Сейчас ты должна быть сильной, сильной, как никогда. От тебя зависит жизнь Долорис. Если ты дашь слабину, я не смогу ее вырвать из лап Каэля. Если покончишь с собой, я умру, а Долорис будет обречена. Ты должна жить. Жить ради девочки. Вставай. Вставай. Мы должны закончить то, ради чего я сюда пришел. Ты поможешь мне.
– Но чем? Чем я могу помочь? – прохныкала Анэт.
Клавдий с удовлетворением отметил для себя, что девушка, задумавшись о судьбе Долорис, уже перестала оплакивать свои грехи и готова действовать.
– Для начала я тебя спрячу там, где не найдет даже Каэль. Когда отыщу Долорис и вернусь за тобой, ты должна следовать моим указаниям, ничего не спрашивая и не споря. Должна защищать девочку. И, если я погибну, должна спасти ее и отгородить от Каэля. А потом… потом можешь сделать с собой все, что захочешь.
– Хорошо, – отстраняясь от вампира и окровавленным рукавом вытирая слезы, выдохнула Анэт. – Я не простила тебя, и никогда не прощу, но сделаю то, о чем ты просишь. Сделаю ради Долорис.
– Договорились, – сказал Батури, в душе радуясь тому, что выбрал для убеждения правильные доводы, сыграл на материнских чувствах, которые заметил за Анэт еще в поместье Ливуазье. – Договорились, – повторил он, мельком взглянул на окровавленный труп, тут же отвернулся, взял девушку за руку и шепотом заговорил: – Идем. Не стоит здесь задерживаться.
Анэт вздрогнула, посмотрев на плоды своей дикой, жестокой жажды, тяжело вздохнула и без слов подчинилась вампиру.
Клавдий оставил ее в скрытой за гобеленом коморке. Он соврал, сказав о том, что это убежище неизвестно Каэлю, но потайных комнат в замке Первовампира было слишком много, чтобы, не потеряв уйму времени, найти ту самую, где спряталась девушка. Риск был оправданным.
Вновь накинув на себя защитные гримуары, Батури продолжил поиски. Это было удивительно, но за все время блужданий по замковым коридорам и переходам Клавдий лишь трижды повстречал Высших и без труда закрылся от них магией. Теперь Батури не сомневался в том, что Первейший приготовил ловушку, намеренно ослабил охрану и даже забрал у караульных распознающие амулеты. Но Клавдий не прекращал поиски, хоть и понимал, что по собственной воле идет в капкан, заглатывает губительную наживку.
Пройдя сетью коридоров и оказавшись у центральной залы, Батури осторожно приоткрыл двустворчатую дверь и, заглянув в щель, увидел Каэля, окруженного десятком Высших. Первовампир восседал на троне, держа на руках ребенка, а у его ног сидела обнаженная до пояса Алекто.
– Проходи, не стесняйся, – заговорил Первейший, – в моем замке нет сквозняков, и двери не открываются сами по себе. И, Клавдий, брось этот маскарад. Мы не дети, чтобы играть в невидимок.
– А почему бы не поиграть? – распахнув двери настежь, но не проявив себя, Батури молнией рванулся внутрь и укрылся под защитой тонкой декоративной колонны.
Залихватский гогот Познавшего, смешавшись с хохотом из десяти глоток, убежал к высокому своду, где еще долго бродил приглушенным эхом. Отсмеявшись и взмахом руки приказав остальным замолкнуть, Каэль заговорил:
– Батури, неужели ты думал, что сможешь поддерживать свои примитивные заклинания в моем тронном зале? Ты же не настолько глуп! Не разочаровывай меня. Я был о тебе лучшего мнения.
– Своим гаркающим смехом ты пугаешь ребенка, – выйдя из-за колонны, с презрением сказал Батури и быстро огляделся.
За последние три года, до дня «собачьих боев», не проходило и недели, чтобы Клавдий не наведался в тронный зал с дружеским визитом или докладом. За это время он досконально изучил покои короля вампиров и даже с закрытыми глазами, на ощупь смог бы найти тайную комнату, скрытую за высокой картиной, изображающей резвящихся остроухих детишек. Или похожий лаз в противоположном конце комнаты, спрятанный за мозаичным единорогом. Надо заметить, в покоях Каэля не было кровавых, мерзких, уродливых картин и украшений. Все декорации были исполнены в легком, весеннем стиле, хранили на себе печать добра, жизни, цветения. Да и сам Каэль соответствовал убранству покоев. Кардинально отличаясь от других вампиров, предпочитающих черные и красные цвета, был одет в строгий зеленый костюм, расшитый золотыми нитками. На его фоне Клавдий в обгорелом после магии Ливуазье плаще и разодранной рубахе выглядел неподобающе, но сюда он пришел не на пир и не на бал.
После секундного осмотра, Батури с ненавистью взглянул Первовампиру в глаза и тихо сказал:
– Отдай девочку, и разойдемся миром.
– Ты меня поражаешь! – воскликнул Каэль и с трудом удержался от смеха. – Я так долго искал с тобой встречи, а ты, даже не поговорив, хочешь сбежать? Нехорошо, Клавдий, нехорошо.
– Говори, о чем хотел, и поторопись. У меня не так много времени.
– Вина? – предложил Каэль и, не дождавшись ответа, взмахом руки приказал одному из Низших, которые серыми, невзрачными тенями выстроились вдоль стен, наполнить два бокала.
– Если с твоей кровью, то не откажусь.
– Нет, Клавдий, крови там нет, но пить ты будешь, ведь тебе дорога жизнь этого ребенка, не так ли? – спросил Перворожденный и провел пальцем по шее младенца. – А детская жизнь очень хрупка и нуждается в защите. Пей, Клавдий, – потребовал Каэль, когда прислуживающий вампир поднес к Батури бокал вина. – Пей за возвращение в ряды Ордена. Клавдий послушно взял из рук Низшего бокал.
– Я выпью. Но ты зря надеешься, что сможешь завербовать меня. Раз ощутив свободу, я уже никому не позволю сделать себя рабом.
– Кто говорит о рабстве? – наиграно удивился Каэль. – Я понимаю, насколько оно тебе опротивело, и
