<Судя по этим записям> Тимашук Лидия, кардиолог, электрокардиографист, сильнее всех, кроме Этингера. Баба-то понимала в электрокардиографии, а академики-то — ни хрена. Тимашук заявляет, что у больного инфаркт. Но доказательность была неполная, вы не забывайте — это 1948 год.
Я-то это знаю, потому что я за электрокардиографию взялся уже через лет 10 после этого. А тогда 10 лет играли колоссальную роль.
И я вижу <по протоколам>, что Виноградов не сечет, ЭКГ не знает, Василенко ЭКГ не знает, ну, Петр Иванович Егоров — тоже не шибко. И я вижу, что Лидия Федосеевна, по- моему, им наподдает. Но это инфаркт Т, а не QS-инфаркт, а всего 4 отведения, 3 стандартных и одно V4. Ну нету там инфаркта полного на ЭКГ! А есть инфаркт частичный, мелкоочаговый, который и сейчас-то не умеют ставить, а тогда тем более. И вот эти точки зрения сталкиваются. Это ужасный консилиум, где люди топают ногами, наверное. Но все записывают, все документировано. И я сегодня, анализируя эту историю, говорю, что это была диагностика за пределами тех возможностей, которыми располагали эти врачи. Но записано все честно. И весь спор тоже.
Я считаю, что впоследствии это полоскание в грязи Тимашук было несправедливо, потому что она ничего плохого не сделала. Она отстаивала свою позицию. Ну, она говорила глупости, с нашей сегодняшней точки зрения, что товарищ Жданов не мог ночью встать и открыть форточку, ему было душно, а сестрички не было. Но она говорит, что это врачи плохо смотрят. Ну и что? Елки-палки, мало ли кто, что скажет! Но все записано. Правильно сказал Этингер: «Вы зря тут сражаетесь, у больного артериосклероз. Не атероматоз просто, а артериосклероз, тяжелая гипертония, у него сужены все сосуды, и вы на вскрытии — не постеснялся так сказать — найдете мелкоочаговый кардиосклероз, некротический». Это здорово, это лихо поставленный диагноз! Этингер давал безупречный анализ. Ну, правда, его очень скоро посадили и забили насмерть там, в тюрьме. Умным плохо быть.
А если не было бы это заключение задокументировано?!.. Ну, так и будем продолжать трясти: Тимашук — КГБэшница, Виноградов — старый дурак, Василенко — ни хрена не понимающий. Раздал всем сестрам по серьгам и пошел спать. Но там все отражено, причем зачеркнутые слова означают, что шел протокол честный, не приглаженный, не примазанный.
Это ужасно. Там дальше-то события развернулись так. Там Жданов сказал, что, мол, идите все к матери! — И поехал в Долгие Горы, это на Валдае, в санаторий правительственный. А в это время товарищ наверху, в Москве, переключал рубильник со Жданова на Маленкова, а ведь Жданов — он фактически был 2-й секретарь ЦК, почти 2-й. Дядя Джо <Сталин> умел играть на нервах <своих соратников>. А Жданов сидит в Долгих Горах и видит, как из-под него вынимают стул. Ему звонит по телефону его ближайшее окружение и начинает долдонить <что Сталин занял позицию> в пользу Маленкова. Жданов закричал и упал, и помер. Но перед этим Тимашук сняла электрокардиограмму, на ней была отрицательная динамика. А к этому времени приказано было убрать Тимашук из электрокардиографического кабинета, потому что она с академиками не могла договориться. И она пишет письмо Абакумову <министру МГБ>, что, мол, я считаю, что там инфаркт, а они опять меня не слушают.
Мне говорят — это донос. Если это донос, то, что такое выполнение служебного долга? Если я вижу, что у больного опухоль, а они говорят, не опухоль, что делать?
В. М. Городецкий: Как, что делать? Ну, не в Госбезопасность писать? Пишите министру здравоохранения.
A. И.: Министру здравоохранения 4-й Главк <тогда это был Лечсанупр Кремля> не подчинен! Ничего не знает!
B. М.: Значит, начальнику 4-го Главка.
А. И.: В 4-е Главное Управление при Минздраве министр абсолютно не допущен. Я был руководителем службы 3-го Главка при Минздраве. Если я обращусь к министру Петровскому, меня не посадят, но поднимут на смех. Я имел право обратиться прямо к Бурназяну <начальнику 3-го Главка>, а если он не принимает решения, — но таких случаев не было, — то я обязан был обращаться прямо к Генсеку, потому что больше никого нету в промежутке. И над Тимашук — никого после Егорова <начальника Лечсанупра Кремля>. Там МГБ над башкой: если ты, сволочь, прозеваешь 2-го секретаря ЦК, тебе отвинтят башку, тем более, что твой начальник Управления — Егоров — против тебя. Куда ей деваться? Она отвечает. Сейчас у нас все кажется понятным, а вы сядьте туда, сядьте и посмотрите, как быть.
Абакумов написал на ее письме: «Доложить т. Сталину». Сталин получает письмо, а в это время телефонный звонок из Долгих Гор: Жданов помер. Резолюция Сталина: «В архив». Бросили в архив, а дело врачей началось почти через 4 года. Это все лежало, потом вынули, потом сделали. Это, ребятки, все надо очень хладнокровно, спокойно разобрать. Вот <в 1951 г.> сидит Этингер в Лефортовской тюрьме, в одной камере, а в соседней сидит Абакумов, его потом расстреляют. Вот какая была жизнь. Он, Абакумов, дурак, он там не написал донос. А я вот вам рассказываю, как оно было.
С. 899
Со Ждановым, голову на отсечение даю, что было все очень просто. Жданов занимался диссимуляцией <скрывал болезнь>. Почему? Они все ей занимались. Если вы вылетаете с должности, завтра вас не замечают, и, скорее всего, пришибут где-нибудь тихонечко. У Жданова не было выбора: или он — вторая фигура, или… Слишком много у него крови на руках. Что он, не понимал этого, что ли?
Голос: Ну, Жданов-то боролся с Маленковым.
А. И.: По палачеству Маленков, конечно, много делал, но вторым был Жданов. Жданов начинал уже уходить. И этот полураздавленный червяк сопротивлялся, как мог. Конечно, он врал насчет болей в сердце <что их нет>, я так думаю. Не могли Виноградов, Егоров, Василенко участвовать в какой-то игре. Это немыслимо. А, главное, во имя чего? Эту бумажку Тимашук о том, что она ставит инфаркт, а они нет, открыли в 1952 году, задним числом, она раньше никому не была нужна. Они промазали, они ориентировались на клинику, а клинические симптомы Жданов им врал. А дальше ЭКГ. <…>
Я голову на отсечение даю, что они ничего не понимали.
Голос: Кстати, Федорова вы знали, который делал вскрытие Жданова?
А. И.: Доцента Федорова, забыл, как звали, он у меня принимал экзамен, собака, поставил мне «4», за что я на него дико обиделся. Фамилии экспертов не приведены в тех бумагах, которые я читал. Знаю только, в книжке Костырченко <историк сталинизма>, приведен Лукомский, который якобы анатомировал сердце Жданова. Лукомский — вот кого я терпеть не могу. Он — дрянь, абсолютный антисемит. Как звали Лукомского? Он мог… Довольно паскудно вел себя Тареев, я это знаю из устных преданий, я нигде об этом не писал. Он пришел на кафедру Виноградова, выгнал Попова, а для нас всех Попов — эталон. <…> Жданов упал с трубкой в руках. Он разговаривал по телефону и упал во время разговора с Шепиловым <главный редактор «Правды»>.
Голос: Тимашук ничего собой не представляла, она даже не была зав. лабораторией. Кстати, консилиумы записываются?
А. И.: Нет, только заключение, кто, что говорил, никогда не пишется. Я предполагаю, что это было где-то в трудных отведениях на ЭКГ, которые в стандартных себя не заявляют. Вы можете меня расстрелять, я вас видел в тапочках — это называется инфаркт. Тимашук должна была видеть это. Могло быть и другое — это острое нарушение венечного кровообращения. Если я это увидел, я скажу, что разыгрывается инфаркт, он еще не разыгрался. Жданов мог быть гипертоником, у него это могло быть сглажено. Легкий подъем вот этого сегмента… Для меня инфаркт на 100 %, кто бы что ни говорил. Здесь нет места для точек зрения, это очень объективное дело.
