действовать бок о бок с коммунистами Советского Союза и французскими левыми... Есть также опасность, что председателем такого суда мог бы стать русский или француз... Мой ответ таков: промышленников можно наказать с помощью программы денацификации без Международного трибунала. Я против таких процессов в будущем и не рекомендую их правительству США».
Подробности, касающиеся конфиденциального совещания в комнате №117 Дворца юстиции, а также секретного донесения прокурора Джексона президенту Трумэну, обнародовал в 1949 году Телфорд Тейлор, который вскоре стал объектом нападок и газетной травли в США за свою деятельность обвинителем в Нюрнберге. Тейлором занималась в конце сороковых годов пресловутая комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, возглавлявшаяся сенатором Маккарти.
В феврале 1994 года к бывшему тогда президенту России Борису Ельцину обратилась Елизавета Ефимовна Щемелева-Стенина.
«Глубокоуважаемый господин президент!
От имени граждан России — участников Международного процесса над главными нацистскими преступниками, прошу вас оказать нам содействие в решении вопроса о награждении ее участников».
К своему письму Б. Н. Ельцину Щемелева-Стенина приложила копию проекта указа Президиума Верховного Совета СССР, которую нашла в архивах. Среди тех, кого предполагалось отметить, была и ее фамилия. Ей полагалась медаль «За трудовую доблесть».
В подтверждение своей правоты Елизавета Ефимовна приводит в письме к президенту такие аргументы: «У главного обвинителя от США Джексона было шесть заместителей и шестнадцать помощников. У Р. А. Руденко — один заместитель и четыре помощника.
Американцы привезли в Германию 640 переводчиков, а мы — 40».
Я не вникал в работу переводчиков, но однажды переводчик, мой однофамилец Евгений Гофман, рассказывал, что трудились они порой «до потери пульса».
Еще из письма Елизаветы Щемелевой-Стениной — Б. Н. Ельцину.
«В эпоху гласности общественности стали известны те факты истории, которые обсуждались на Нюрнбергском процессе и были засекречены в течение длительного периода. Имеются в виду такие события, как заключение пакта Молотова-Риббентропа и подписание секретных протоколов к нему, так называемое Хотынское дело и другие. Очевидно, в свое время эти государственные секреты и заставляли придерживаться железной позиции в отношении участников процесса.
Носители секретной информации у нас всегда были под подозрением, тем более, если в их число попадали не очень проверенные люди. А там, в Нюрнберге, таковые имелись, так как у переводчиков- синхро-нистов, например, предпочтение волей-неволей пришлось отдать отменным специалистам перед, так сказать, надежными людьми».
Надо полагать, что к Б. Н. Ельцину письмо бывшего синхронного переводчика, а впоследствии преподавателя престижного вуза, автора вузовских и школьных учебников немецкого языка не попало.
Она получила ответ председателя комиссии по государственным наградам при Президенте Российской Федерации:
«На ваше обращение о награждении особо отличившихся участников Нюрнбергского процесса сообщаем, что Комиссия по государственным наградам на расширенном заседании 12 апреля с.г. рассмотрела данный вопрос.
Учитывая, что правовых оснований для этого по действующему законодательству нет, комиссия приняла решение о нецелесообразности награждения государственными наградами Российской Федерации за участие в Нюрнбергском процессе по наградным спискам 46-47 годов».
Вопрос был рассмотрен 12 апреля, а ответили 14 июля.
Елизавета Щемелева-Стенина обращалась еще во многие инстанции, ко многим начальникам, но безрезультатно.
Что удивительно — в то время, как в стране «непуганных чиновников» ей отказывали в попытке возродить внимание к участникам Нюрнбергского процесса и к самому процессу, союзники по антигитлеровской коалиции наперебой предлагали свои ордена.
Из ноты французского правительства в МИД СССР, 28 октября 1946 года.
В МИД Франции поступило ходатайство о награждении орденом Почетного легиона некоторых представителей союзного обвинения при Международном трибунале в Нюрнберге.
«До принятия определенного решения французские власти желали бы узнать, дает ли Советское правительство свое согласие по этому поводу и не имеет ли оно намерение отметить со своей стороны почетными наградами французских представителей союзного обвинения при этом трибунале».
С чисто французской галантностью подписавший ноту мсье Шер-пантье заключал: «Я был бы весьма благодарен, если бы вы соблаговолили уведомить меня о мнении компетентных советских властей по данному вопросу. Весь к вашим услугам...»
Но советская сторона не торопится идти на поводу. В обстановке строгой секретности начинаются пристрастные консультации наших дипломатов с Генеральной прокуратурой. Завотделом МИД А. Смирнов обращается к заму Генерального прокурора Г. Сафонову. На следующий день, видимо, сочтя ранг вчерашнего обращения недостаточно высоким, заместитель министра иностранных дел В. Декано-зов (впоследствии расстрелянный по делу Берии) шлет депешу Генеральному прокурору К. Горшенину.
Елизавета Ефимовна в архивах нашла, что французов опередили американцы. Еще в январе 46-го, то есть по завершении предварительного следствия, они известили наш МИД о желании увенчать американскими орденами представителей советского обвинения в Международном военном трибунале, а также предложили список американских, английских и французских обвинителей, которых можно бы отметить советскими орденами. Несколько позже, в феврале 47-го, на наши компетентные органы, все еще не решившие вопрос о взаимных награждениях союзников, сыплются новые предложения: МИД Польши просит согласия на награждение польскими орденами девяти советских участников Нюрнбергского процесса.
О своем решении отметить национальными наградами наших людей одновременно сообщает МИД Чехословакии.
И завертелась бюрократическая карусель уточнения списков, грянул звездный для аппарата час, приспела пора мучительных, но и сладостных чиновничьих раздумий о том, кто достоин, а кто не заслуживает, кого вписать, а кого вычеркнуть.
«Очень похоже, — пишет А. Плутник,— что, решая вопросы о наказании своих граждан, вплоть до физического уничтожения, наше государство в лице своих ключевых институтов было куда менее осторожно и осмотрительно, нежели при рассмотрении вопроса об их поощрении».
В заключение необходимо отметить, что в этом чиновничьем круговороте решение так и не было достигнуто.
Между тем не дать заслуженного — значит, по сути — обокрасть. Но по этой части, надо заметить, наше прежнее социалистическое, а ныне демократическое государство, как и наше славное бюрократическое сословие с его незыблемыми традициями, бо-о-льшие спецы.
На выживаемость проверенный В немыслимые холода,
На семи ветрах просеянный В послевоенные года.
15
