Все последующее происходит почти молниеносно, за дверью оказывается маленький предбанник и еще одна дверь – гораздо менее внушительная. И она снова ведет в коридор – он намного шире предыдущего, со стеклянной стеной в конце. Я проходила мимо нее неоднократно, там находится пост: восьмиметровая комнатка с пультом, несколькими мониторами и телефонным аппаратом времен войны за независимость 1926 года. Гул голосов идет из комнаты, так сразу и не определишь, сколько же человек разговаривает; только спустя несколько мгновений я понимаю, что эффект создается благодаря работающему телевизору.
До стеклянной стены мы не доходим.
Мой провожатый сворачивает налево, и мы снова попадаем в очередной коридор – третий по счету. В моем обычном маршруте он не предусмотрен.
– Сейчас вы выйдете во двор, мадам. – Голос полицейского подобен шелесту, так тихо он звучит. – Держитесь стены и все время оставайтесь в тени. Это будет несложно. Рядом с воротами – грузовик, он перекрывает обзор. Откроете калитку в воротах. Вот ключ.
В мои руки соскальзывает ключ, не такой многообещающий, как ключ, который извлек из рыбы Ясин, но намного более важный.
Это ключ к спасению.
– За воротами вас будут ждать.
– Спасибо!
Полицейскому не до благодарностей, он резко разворачивается, в три прыжка преодолевает десятиметровое пространство и скрывается за углом.
Я остаюсь одна – с ключом в потных руках, с бешено колотящимся сердцем; поверить в то, что сейчас, сию минуту, я совершаю побег, – невозможно.
Дверь легко поддается и открывается без скрипа. Выйдя за порог, я проваливаюсь в черноту ночи, впрочем, не совсем черноту – небольшой двор слабо освещен фонарем. В его свете можно разглядеть груду каких-то ящиков и вкопанную в землю цистерну. Есть еще несколько велосипедов и два мопеда – они прислонены к стене здания, из которого я только что вырвалась. Есть еще легковушки (одна из них – новенький «Пежо» – явно не с местными номерами). Остальные на фоне «Пежо» выглядят откровенной рухлядью, раздолбанная колымага с мигалкой наверху и надписью «GENDARMERIE» – не исключение. Грузовик с брезентовым кузовом я замечаю чуть позже. Он – моя единственная цель, за ним (если верить полицейскому, вызволившему меня) находятся ворота, за которыми меня ждут. Не важно – кто. Важно, что человек, ждущий меня, желает мне добра. Что он наверняка заплатил берберу, и – наверняка – это были немаленькие деньги.
Я почти спасена. Почти.
Ш-Ш-Ш…Ш-Ш-Ш… – это всего лишь шелестящая на легком ветру листва пальм и олеандров; шепот, шелест, шуршание поднимаются вверх, к звездам, они предостерегают меня: будь осторожной, Сашá. Будь бесшумной. Держись стены, оставайся в тени.
На переднем пассажирском сиденье «Пежо» валяется книжка комиксов. Арабское название ни о чем мне не говорит, картинка куда красноречивее: красно-синий героический силуэт Сорвиголовы, такого же монументального и вездесущего, как Спаситель мира Алекс Гринблат. Такого же слепого, как я сама. При удачно сложившихся обстоятельствах Сорвиголова мог быть нашим с Алексом отпрыском.
Ха-ха.
Я бесшумна и все еще остаюсь в тени. Вот и грузовик.
Стоя в узком проходе, я нащупываю ручку в запертой калитке, а затем – и замочную скважину; главное – не выронить ключ. Все в порядке, ключ вставлен и повернут на два оборота. И снова калитка открывается без всякого скрипа – неужели кто-то позаботился о том, чтобы смазать петли? Мысль о предусмотрительно смазанных петлях занимает меня не дольше секунды, вот она – свобода!
Еще никогда ночь не была такой прекрасной.
Еще никогда слепые стены домов не казались мне полными такой тайны. Звуки (приглушенные), запахи (едва уловимые) почти сбивают меня с ног. Жизнь, не ограниченная стенами, – потрясающая штука, чего мне ждать? Белого жеребца – гарцующего, фыркающего, прядущего ушами: на нем должен явиться мой спаситель, медная монета с квадратной дыркой посередине усиленно намекала на это.
Но вместо жеребца я вижу темную тень машины, стоящей метрах в ста от ворот. Фары автомобиля вспыхивают и тут же гаснут, это повторяется несколько раз. «За воротами вас будут ждать» – все случилось именно так, как и предсказывал пугливый берберский ангел.
Что было сил я несусь к машине, рву на себя пассажирскую дверцу (и без того предусмотрительно приоткрытую), плюхаюсь на сиденье и только тогда поворачиваю голову влево, в сторону водителя.
Доминик.
Милый, милый Доминик – единственное, что у меня есть.
Я не в состоянии ни говорить, ни молчать, ни хоть как-то проявить обуревающие меня чувства. Доминик поворачивает ключ зажигания и осторожно трогается с места, хорошо, что улица здесь достаточно широка.
– Не знала, что ты умеешь водить машину, Доминик.
– Я и сам в себе сомневался.
– Куда мы едем?
– В одно место.
Доминик не смотрит на меня, он сосредоточен на дороге, неуверенная манера езды выдает в нем дилетанта. Я даже не уверена, есть ли у него права.
– Не в отель?
– Нет. Тебе нельзя там появляться
