будто над ним захлопнулась крышка склепа.
Время остановилось, однако вопросы продолжали носиться в моем мозгу, словно в водовороте. Чему я только что стал свидетелем? Был ли это откровенный фокус? У меня по спине катился холодный пот. Представление прошло великолепно, сердце у меня до сих пор бешено колотилось. Я задыхался, и мне пришлось откашляться, чтобы не задохнуться. И тут я заметил, что доктор Вигилантиус внимательно наблюдает за мной. Настоящий Вигилантиус, если вообще что-то могло быть названо настоящим в подобном темном и мрачном месте. Внезапно верхняя губа его приподнялась, черные глаза сверкнули, и он улыбнулся сатанинской улыбкой.
— Ну что ж, вы слышали, не так ли? — сказал он. — Человеческий труп — вместилище жизненных ощущений. Мой
Доктор сделал шаг ко мне, закрыв от меня тело. Его уверенность в собственных силах, не допускавшая ни малейших сомнений, казалась диковинной и абсурдной. Он буквально излучал наглое высокомерие, и при этом пот ручьем катился у него со лба по лицу и шее.
— Сумейте же воспользоваться тем, чему вы имели честь быть сейчас свидетелем, — произнес он, ожидая моей реакции. Улыбка постепенно исчезла с его лица.
Я сделал шаг вперед.
— Впечатляюще, — сказал я с бешено колотящимся сердцем. — Однако вашему таланту суждено, по- видимому, угаснуть втуне. Вам следовало бы стать актером. Но что в действительности остается от восторгов, вызванных спектаклем, после того как опускается занавес?
Я пристально всматривался в молчащего доктора.
— Вы не сообщили мне ничего такого, чем я смог бы реально воспользоваться, — продолжал я с нарастающим раздражением в голосе. — Каким образом погиб этот человек? Почему он не смог описать лицо убийцы? Вы обыкновенный чревовещатель, сударь. Фокусник. С уст мертвеца не сошло ни одного слова правды. С ваших тоже. Вы попусту отнимаете у меня время и мешаете расследованию. Конечно, я вынужден буду доложить государю обо всем, чему стал свидетелем здесь.
Угольно-черные глаза некроманта презрительно воззрились на меня, и его губы вновь искривила отвратительная, самодовольная ухмылка.
— И какое же отношение ко всему происходящему имеет его величество, герр Стиффениис?
— Вы, несомненно, помните о нем? — ответил я саркастически. — О нашем монархе? О короле Фридрихе Вильгельме III? О человеке, поручившем мне расследование дела? Я располагаю его личным письмом относительно…
— Вы глубоко заблуждаетесь, — прервал меня Вигилантиус, махнув рукой так, словно отгонял назойливую муху. — Королю Фридриху Вильгельму ровным счетом ничего не известно ни о вас, ни обо мне. Один весьма уважаемый человек, которому его величество полностью доверяет, пообещал ему раскрыть эти преступления. С вашей помощью и с моей. Письмо, которым вы располагаете, не стоит даже бумаги, использованной на его написание. Держу пари, оно подписано и запечатано каким-нибудь безликим секретарем в Берлине. Пустой предлог, чтобы зазвать вас сюда.
От негодования у меня задрожали руки. Я засунул их поглубже в рукава камзола и попытался говорить как можно спокойнее и яснее:
— Один весьма уважаемый человек? Человек, которому доверяет король? И это значительное лицо пообещало королю раскрыть убийства при помощи ловких трюков и откровенного фокусничества? Потрясающе! Как бы мне хотелось встретиться с вашим великим профессором пустословия! Бесспорно, Кенигсберг заслуживает того, чтобы оказаться в руках подобного субъекта.
Вигилантиус пристально всматривался в меня.
— Вы оскорбили действительно великого человека, герр поверенный. Надеюсь, что буду присутствовать при вашей встрече с ним.
— В этом мире или в следующем? — пробормотал я, после чего повернулся к Коху: — Помогите мне. Я хотел бы обследовать пустую оболочку лежащего здесь человека после того, как дух оставил ее.
Мы наклонились над телом Иеронимуса Тифферха. На одежде не было заметно ни капли крови, а на коже никаких синяков, ни малейших свидетельств ударов или удушения. Кончик языка, видневшийся между желтыми зубами, был обычного розового цвета, не почернел и не распух. Я положил руки на грудную клетку трупа и с силой надавил. Все было в норме. Я расстегнул его рубашку и не обнаружил никаких признаков удара кинжалом или каким-то другим оружием. Что же это за убийство? Через какую запертую дверь похитительница жизни Смерть проникла в тело адвоката Тифферха?
— Помогите мне перевернуть его, Кох.
Я заставил себя снова прикоснуться к затвердевшему холодному трупу, и мы вместе повернули мертвеца на левый бок. Его одежда похрустывала, а кожа была твердой, словно влажный камень. Вероятно, так же, как я сейчас, чувствовали себя в давние времена врачи, занимавшиеся запрещенным вскрытием трупов. И место было вполне подходящим — тайная комната в вонючем подземелье. Там, наверху, стояла глубокая ночь; здесь, внизу, тоже была ночь, только значительно более глубокая и мрачная. Можно ли вообразить, что мы осмелились бы совершать нечто подобное при беспристрастном свете дня? В наших поступках было что-то в высшей степени кощунственное.
— У вас есть нож, сержант Кох?
— Что вы собираетесь делать? — вмешался Вигилантиус.
Я не обратил на него никакого внимания, взял нож у Коха и разрезал куртку мертвеца от воротника вниз до каймы. Вслед за этим вырвал кусок замерзшей ткани и таким же образом разрезал его рубашку. С изумлением мы оба воззрились на то, что предстало нашим взорам.
— Всемогущий Боже! — шепотом воскликнул Кох.
Я тотчас же натянул перчатки, чтобы избежать заражения. Верхняя часть спины мертвеца была сплошь покрыта уже зарубцевавшимися старыми ранами и новыми шрамами. Если бы Тифферх был ковром, можно было бы подумать, что его совсем недавно выбили и вычистили с помощью железной щетки. Медленно и с предельно осторожностью, действуя только кончиком пальца, я счистил остатки засохшей крови и обнажил промерзшую кожу.
— Его секли, — пробормотал Кох.
— Вряд ли можно в этом усомниться, — откликнулся я. Мой взгляд скользил по исхлестанной коже, словно по древнему манускрипту на загадочном языке, который мне еще предстоит расшифровать.
— Но могла ли подобная порка стать причиной смерти, сударь? — спросил Кох, неуверенным жестом указав на изуродованную плоть несчастного.
— Неужели вы не слышали его слов?! — взорвался вдруг Вигилантиус. — Он говорил о пламени. Об огне в мозгу. С его собственных слов и надо начинать.
— Я сам буду решать, с чего мне начинать! — огрызнулся я.
— Эти раны вовсе не причина его смерти, герр Стиффениис, — настаивал некромант. — Ваше упрямство и недоверчивость — ядовитый плод догматизма. Логика — всего лишь одна из множества систем познания мира. Неужели вы не понимаете? К Истине ведут сотни путей.
— Человека, который лежит перед нами, жестоко избили. Я согласен с тем, что избиение вряд ли стало причиной его смерти. Но оно может объяснить, почему он был убит. И игнорировать упомянутый факт было бы преступно. Расследование должно начинаться именно с него.
Август Вигилантиус широко улыбнулся:
— Сам Тифферх только что рассказал нам абсолютно иную историю. Было бы непростительно игнорировать его собственные слова.
— Если это действительно были его слова, — возразил я.
— Моя информация получена не в результате физического осмотра тела, — холодно ответил Вигилантиус. — Меня интересуют жизненные энергии, заключенные внутри хрупкой человеческой оболочки. Я не более чем барабанная перепонка, простой резонатор.
— Фокусник! — усмехнулся я. — Удивляюсь, что вы не вытащили из шляпы мертвеца кролика!
Наконец-то мои слова попали в цель.
— Когда Луна находится в зените, — презрительно произнес некромант, — токи духовных энергий
