будто вырезанные из плотного темного картона.
— Простите, — голос Лели безнадежно заблудился где-то в области трахеи, и его пришлось волоком тащить на поверхность. — Мне нужна… Мне нужна Виолетта Сергеевна.
Девушка повернулась к Леле, и все ее смертельное совершенство рассыпалось в прах. Но от этого она стала еще привлекательней. Через всю правую щеку девушки шел чудовищный шрам. Впрочем, взнузданный и укрощенный удачно наложенным макияжем, он совсем не портил девушку, наоборот, придавал ей необъяснимую прелесть. В этом шраме была заключена странная притягательная сила — почти как в стриптизерше, которая сбрасывает с себя последние крохи одежды.
Да, шрам был откровенен и взывал к такой же откровенности.
— Она сейчас придет, — сказала девушка, равнодушно скользнув по лицу Лели.
— Простите… Простите меня, вы не Регина Бадер?
Девушка улыбнулась: конечно же, идиот, я — Регина Бадер, разве ты не видишь, моя визитная карточка всегда при мне.
— Да.
В этом «да» не было никакого приглашения к путешествию, в этом «да» не было вообще ничего, и Леля растерялся. Продолжать беседу, если она началась с такого похоронного «да», — бессмысленно.
— Мне нужна Виолетта Сергеевна.
— Она скоро придет.
— Я могу ее подождать?
— Ради бога.
Регина Бадер снова отвернулась к окну. Замечать такую блеклую личность, как Леля, она считала ниже своего достоинства. А в опустевшем черепе Лели бродили самые разные мысли. Попросить у Бадер автограф? Попросить у Бадер стакан воды? Попросить у Бадер руку и сердце? Последнее показалось Леле весьма оригинальным, но он тотчас же подумал, что далеко не одинок в этом своем желании. И еще одно желание снедало его: снова увидеть шрам, перекочевавший на теперь невидимую ему сторону лица Регины.
— Простите, — снова заканючил Леля.
И она снова повернула голову. И он снова увидел ее шрам. Счастливая мысль обратить недостаток в достоинство и, как победный стяг, пронести его по жизни, конечно же, принадлежала Виолетте Гатти. Только человек, умудренный жизненным опытом и не боящийся ничего, способен на такой кардинальный шаг.
— Вы из «Бумдидо»? По поводу интервью?
— Не совсем.
— Я могу вам помочь?
— Может быть. Меня интересует Ксения Никольская, — сказал Леля первое, что пришло ему в голову. И соврал. Регина Бадер — вот кто по-настоящему интересовал его.
— Ксения?
Слава богу, дело сдвинулось с мертвой точки.
— Она ведь работает в агентстве?
— Уже нет… Насколько я знаю.
— Ксения Никольская больше не работает в агентстве, — раздался за спиной Лели сухой ломкий голос.
Леля обернулся.
Это была Виолетта Сергеевна Гатти собственной персоной. Виолетта Сергеевна моментально разочаровала Лелю: ничего демонического, ничего экстраординарного в ней не было. Самая обыкновенная стертая фигурка, самое обыкновенное стертое личико, похожее на кусок светлой пемзы, стертые губы, брови, щеки. И глубоко посаженные глаза. Волосы у Виолетты Сергеевны были активно рыжего цвета, а Леля еще с юности не выносил рыжих. Сержант Критенко, мрачный демон его армейской юности, был рыжим.
— Ксения Никольская больше не работает в агентстве, — еще раз повторила Гатти и уставилась на Лелю жалким подобием глаз. — Вы ко мне?
— Да. Мне необходимо получить кое-какие сведения.
— Регина, подожди в предбаннике, — сказала Виолетта Сергеевна властным голосом и снова обратилась к Леле.
Не говоря ни слова, Регина покинула кабинет: во всей ее порывистой фигуре, в диковатых и грациозных движениях чувствовалась покорность. И не просто покорность, а восторженная покорность. Этого было достаточно, чтобы пробудить в Леле ревнивое неприятие Виолетты Сергеевны. Леля понимал, чем вызвана эта покорность: Гатти бросила к ногам девочки, у которой не было никаких шансов, весь мир.
— Слушаю вас, — официальным голосом произнесла Гатти, как только за Региной Бадер захлопнулась дверь.
— Удивительно хороша, — невпопад сказал Леля. Он все еще не мог отделаться от шрама на лице манекенщицы.
— Вы решили обсудить со мной именно это?
— Нет. Я совсем по другому поводу. — Леля вытащил из кармана корочки и протянул их Гатти.
Директриса «Калипсо» внимательно изучила удостоверение и саркастически выгнула губы.
— Слушаю вас, господин Леля.
Теперь пришел черед фотографии, выуженной из портмоне Радзивилла; эта фотография была единственным шансом Лели: если Гатти незнакома девушка со снимка, то разговаривать с ней будет не о чем. Ну, не о конкурсе же красоты 1994 года с Радзивиллом в жюри, в самом деле!
— Вам не знакома эта девушка? Гатти взяла протянутую фотографию и мельком взглянула на нее.
— Это же Дарья Литвинова, — воскликнула она. — Господи, как дурно снято! Свет не выставлен, ракурс ужасный. Наши фотографы так снимают… Откровенная порнуха!
Откровенная порнуха. Замечательно. Отлично. Лучше и быть не может.
— А… как она у вас оказалась? — осторожно спросила Гатти.
— Это имеет отношение к делу, которое я сейчас расследую. Значит, девушку зовут Дарья Литвинова. И что вы можете сказать о ней?
— Вам сегодня положительно не везет, господин Леля. Литвинова не работает у нас, так же как и Никольская.
— И как давно?
— Недавно, — Гатти явно не хотелось вдаваться в подробности.
— Мне бы хотелось поговорить об этом поподробнее.
— Что-нибудь произошло? — запоздало спросила она.
— Пока не знаю, — честно признался Леля. — Но все может быть.
— Что конкретно вас интересует?
— Все.
Гатти прошлась по кабинету и выглянула в предбанник.
— Приготовь нам кофе, Регина. Интересно было бы посмотреть на этого ангела Благовещения, рассовывающего кофе и сахар по чашкам.
— Итак? — Гатти уселась за стол в сосредоточенной позе слушательницы мантр и последовательницы учения бога Вишну.
— Вы говорите, что она у вас больше не работает.
— Это правда. Мы разорвали договор в одностороннем порядке.
— И что же произошло?
— Она сорвала контракт. И уже не первый. Поставила уважаемое и респектабельное агентство в дурацкую ситуацию. Не прилетела к месту съемок, хотя все условия были оговорены заранее.
— Поподробнее, пожалуйста, — оживился Леля.
— Шестого февраля ее ждали во Франции. А она изволила не полететь. Опять Франция!
— Почему?
— Откуда же я знаю — почему? Финт. Прихоть взбалмошной девчонки. Это происходит не первый раз,
