должна вам заметить. Она сорвала два контракта в Финляндии в прошлом году. Она, видите ли, влюбилась. Потом была договоренность с «Магу Кау». То же самое. Теперь Франция. Отвратительно.
— Вы пробовали с ней связаться?
— Бесполезно. Она либо отключает телефон, либо исчезает из города. А когда возвращается — слезы, стенания, страшные клятвы. Только что землю не ест. Парней ей хватает на два месяца максимум. После этого они становятся ей неинтересны. И появляются другие.
— Завидный темперамент.
— Еще бы. Я столько раз обещала себе, что расторгну с ней договор…
— И?
— Я очень трепетно отношусь к своим девочкам и считаю себя ответственной за их судьбу.
Похоже, Гатти изначально настраивалась на интервью с журналистом таинственного издания «Бумдидо», и теперь ее сложно было свернуть в другую колею.
— И все-таки расторгли?
— Да. Она не полетела во Францию. Она вообще пропала. Мы получили весьма гневный факс от французской стороны, поверьте.
— И вас не смутило, что эта… Литвинова вот так запросто исчезла?
— Я же говорила вам. Это происходит не первый раз. И не последний. Не стоит беспокоиться. Она обязательно объявится.
— А если не объявится? — осторожно спросил Леля.
— Это значит, что она умерла от любви к какому-нибудь шейху из Эмиратов, — рассмеялась Гатти. — Но почему Дарья заинтересовала такое серьезное ведомство, как ваше?
— Вам знаком Герман Юлианович Радзивилл? По лицу Гатти пробежала тень.
— Я слышала, что с ним произошло, — ушла от прямого ответа она. — Но при чем здесь Дарья Литвинова?
— Фотография, которую я вам показал, была найдена в бумажнике покойного.
— Не удивительно, — пожевав губами, сказала Гатти. — Преуспевающие бизнесмены были ее специальностью.
— А с самим Радзивиллом вы не сталкивались?
— Всего лишь один раз, да и то весьма поверхностно, — нехотя призналась Гатти. — Мы были членами жюри одного из конкурсов красоты в девяносто четвертом. У нас разные сферы и разные точки приложения.
А вот здесь позвольте вам не поверить, уважаемый кусок пемзы. Насчет разных сфер и разных точек приложения. Радзивилл обожал молодых манекенщиц, а с вашего конвейера модели сходят, как городские сайки по рублю девяносто пять штука.
Дверь тихонько приоткрылась, и на пороге возникла Регина Бадер с подносом в руках. Кофе, сливки, сахар и два крошечных пирожных, как апофеоз сдержанного ленча.
— Спасибо, милая, — поблагодарила Регину Гатти, и девушка, застенчиво улыбнувшись, вышла. — Угощайтесь, господин… Леля.
— Благодарю.
— Забавная у вас фамилия, — все-таки не удержалась Гатти.
— Самая обыкновенная, — отрезал Леля.
— Неплохой псевдоним для девушки, работающей на подиуме.
— Вернемся к Литвиновой. — Леля решил не упускать такой счастливый случай. — Мне нужен ее адрес и телефон.
— Конечно. Пейте кофе, а я пока приготовлю вам все, что нужно.
Через минуту Леля уже записывал координаты Литвиновой, а еще через три минуты допил свой кофе. Беседа исчерпана, статисты свободны.
— Вы говорили о том, что Радзивилл и Литвинова были знакомы? — не удержалась Гатти.
— Есть некоторые основания так полагать. Вы же не станете носить в бумажнике фотографию незнакомого человека…
— Пожалуй, нет.
Отставив кофе, Гатти заходила по комнате.
— Господи, только этого не хватало. В прошлом году Марина с двумя несчастными граммами героина. Теперь фотография Литвиновой в бумажнике убитого. Вы мне так всю клиентуру распугаете. А у меня еще и школа манекенщиц…
— Да не волнуйтесь вы так, Виолетта Сергеевна. Фотография — еще не криминал. Мало ли как она могла там оказаться…
— Да, я понимаю. Держите меня в курсе, господин Леля.
Что-что, а держать в курсе мы тебя будем. Ничего не утаим.
— И вы тоже. Если Литвинова счастливым образом объявится.
— Непременно.
Гатти поднялась, давая понять, что аудиенция закончена. И Леля самым неожиданным для себя образом впал в минор. Сейчас он уйдет, и у него не будет больше повода столкнуться лицом к лицу с Региной Бадер и ее прирученным шрамом.
— Говорят, вы вдрызг разругались с Ксенией Никольской? — цепляясь зубами за последнюю возможность остаться здесь хоть на минуту, сказал Леля.
— Вам и это известно?
— Дошли слухи.
— Думаю, это не должно волновать правоохранительные органы. — Он все-таки сумел подгадить директрисе настроение. — Это, так сказать, цеховые разборки. Всего доброго, господин Леля.
— Всего хорошего. Приятно было с вами познакомиться, Виолетта Сергеевна. Искренне надеюсь больше не встречаться с вами. По такому прискорбному поводу…
— Я тоже, — Виолетта протянула Леле руку.
И тут произошло нечто странное: альковная обстановка «Калипсо» сыграла с Лелей злую шутку. Он неловко согнулся в полупоклоне и попытался поцеловать Гатти руку. Директриса, не ожидавшая от милицейской ищейки такой галантности, оказалась совершенно не готовой к этому. И протянутая для делового пожатия рука больно стукнула Лелю по носу.
Общая неловкость длилась несколько секунд и была прервана тихим смехом. Смеялась Регина Бадер, невесть как оказавшаяся за их спинами.
— Простите, — процедила Гатти, и смех тотчас же прекратился.
— Это вы меня простите…
Но было уже поздно. Из носа Лели потекла тоненькая струйка крови. Нос всегда был его слабым местом. Он несколько раз подводил старшего следователя в ответственных ситуациях. Вот и теперь: перед ним стояла Гатти, за его спиной смеялась Бадер, а по подбородку текла унизительная светлая кровь.
— Боже мой, у вас кровь! — бесцветным голосом сказала Виолетта.
— Ничего. Это сейчас пройдет…
— Мне так неловко.
— Да все в порядке.
— Сейчас. Регина, помоги, пожалуйста…. Смочи какую-нибудь ткань… Смочи платок…
С той же покорностью Бадер выскользнула из кабинета, а Гатти усадила беспомощного Леонида Петровича в кресло.
— Поднимите голову, — тоном, не терпящим возражений, приказала она.
— Ничего-ничего.
— Поднимите… Вы запачкали пиджак.
— Ничего.
В кабинет вернулась Регина, держа в руках мокрый платок.
— Клади ему на переносицу, — скомандовала Гатти.
Мягкие пальцы Бадер коснулись Лелиного лба: прикосновение длилось всего несколько мгновений, но у следователя заломило в висках. Он готов был умереть от потери крови, только бы ощущать на коже тепло
