никогда бы так не поступила. Кажется, Лариска говорила, что он не женат. Но любовница-то наверняка есть, или даже не одна. Просто, как и Осокин с Галей, Нестеров, наверное, «выдерживает дистанцию». Анна опустила глаза и увидела внизу несколько пар фирменных туфель, а рядом старые стоптанные кроссовки. Господи, а эти-то куда?!
Открыть дверь туалетной комнаты у нее смелости не хватило, и с видом напроказившего подростка Анна поспешила вернуться за стол. После нескольких попыток рассмотреть свое отражение в матовой поверхности стола она со вздохом оставила это занятие.
Однако ее шефы не спешили. Правда, узкая золотая стрелка на черном диске настенных часов еще тоже не достигла цифры 12.
Чтобы отвлечься, она решила лишний раз перепроверить бумаги. Анна открыла папку и постаралась сосредоточиться на ее содержимом. Сверху лежал срочный договор с немецкой фирмой-поставщиком легких перекрытий, который с подписью Нестерова сегодня должен был уйти в Германию по факсу. Она пробежала глазами несколько страниц и почувствовала, как ее обдало горячей волной. На первый взгляд текст не отличался от того, который они так тщательно вычитывали с Галиной еще вчера. Но в статье о форсмажорных обстоятельствах снова появилось слово «банкротство». Были изменены еще несколько пунктов, в результате чего таможенные расходы полностью вешались на немцев. Но это полностью противоречило договоренностям с ними!
Анна бросила взгляд на часы — они показывали ровно двенадцать. Если Нестеров задержится хотя бы на полчаса, она успеет поправить договор.
В этот момент открылась дверь и вошел Осокин. Анна без сил рухнула на стул.
— Что такое? — резко спросил он.
— Олег Викторович… Тут у меня… накладка.
Осокин был вне себя от ярости. Он остановился, взглянул на съежившуюся в кресле, плачущую Галину. Процедил сквозь плотно сжатые губы:
— А ну встань!
Продолжая прерывисто всхлипывать, Галина вскочила. Залепетала, испуганно глядя на Олега:
— Клянусь тебе! Клянусь — я здесь ни при чем.
— Заткнись! — оборвал Осокин. — Из-за твоей бабской дури мы могли потерять серьезного партнера. Прочитав текст договора, они решили бы, что мы хотим их подставить. Хорошо хоть не подписали: потом запросто могли бы обвинить нас в мошенничестве.
— Да я и представить не могла, что она может там что-то напутать. Что там было путать? — торопливо вставила Галина.
Олег рявкнул так, что она мгновенно замолчала и, зажмурившись, вжала голову в плечи.
— Я сказал: заткнись!
Подошел к бару, распахнул дверцы. Налил водки, Залпом выпил. Поморщился.
«Хорошо хоть Павел не поехал. А то бы еще уволил сгоряча свою новую сотрудницу. Даже не познакомившись.» Олег невольно усмехнулся. Закрыл дверцы бара. Повернулся к Галине.
Ярость, еще минуту назад захлестнувшая его с головой, ушла. Жалкая, зареванная, Галина стояла возле кресла, ссутулившись и беззвучно всхлипывая.
«Даже реветь вслух боится», — машинально отметил Олег. И вдруг ощутил к ней жалость.
— Ты хоть понимаешь, какой ущерб из-за тебя могла понести компания?
Галина часто-часто закивала. Снова всхлипнула громко, прерывисто.
«Конечно, понимает. Все она понимает. Но что ей бизнес, деньги, когда мужика вот-вот уведут. Одно слово — баба».
Осокин снова открыл бар, достал початую бутылку дорогого армянского коньяка и водку в графинчике. Взял пару стопок. Отнес все это на журнальный столик. Кивнул на кресло:
— Ладно, садись.
Галина присела на самый краешек.
— Сейчас же пойдешь, извинишься перед Анной. Скажешь: это ты что-то ей не так объяснила. Чтоб не переживала, что ее теперь уволят.
— Да, конечно! — с готовностью кивнула она. Осокин коротко хмыкнул. Налил в рюмку коньяк. Вторую пододвинул к себе, взял в руки графинчик с водкой. Произнес медленно, с нажимом:
— Не «да, конечно», а — извинишься!
— Извинюсь.
— И еще! Насчет Анны — выкинь эту дурь из головы! Ничего у меня с ней нет. — После небольшой паузы добавил: — И не будет! Скоро сама все поймешь.
Во время обеденного перерыва, как обычно, заскочила Лариска. Выслушав рассказ Анны, она решительно заявила:
— Это все Галька! Точно тебе говорю! Специально текст подменила, чтоб ты в лужу села.
— Да брось ты! — отмахнулась Анна. — Ничего она не меняла. Я же сразу файл открыла. Там именно тот текст, который нужен был. Это я что-то не то скопировала. А потом еще и не перечитала. В общем, кругом виновата.
— Как-то слишком это все подозрительно.
Лариска в задумчивости прошлась взад-вперед по кабинету. Остановилась. Взяла с журнального столика чашку с чаем. Отхлебнула.
— А она к тебе заходила? Уже после того, как ты договор отнесла?
— Ну заходила. И что? Когда я вернулась, она уже здесь была — ждала меня.
— Ну вот! — Подруга плюхнулась в кресло. — Все сходится. Пока ты ходила, она обратно все поменяла. Вроде как: ты дура, а она ни при чем.
— Ларис, по-твоему, она получается прямо какой-то злодейкой из мыльной оперы?
— Почему злодейкой? Нормальная женщина. За мужика борется. Любит, значит. Или деньги его любит. В любом случае ее понять можно.
Анне был неприятен этот разговор. Особенно Ларискины доводы — грубые и нарочито циничные.
— Ладно, что мы все обо мне да обо мне? У тебя самой-то как дела?
— Нормально. Я же в отделе маркетинга работаю, — Лариска усмехнулась, — вот и занимаюсь маркетингом: изучаю рынок, ищу надежных, состоятельных партнеров.
— А в личной жизни?
— Я и говорю о личной жизни.
В этот момент дверь отворилась и в кабинет вошла Галина. Увидев Ларису, остановилась. Приветственно кивнула. Выражение липа у нее было слегка растерянным. Видимо, она хотела уйти, но никак не могла придумать правдоподобный повод, из-за которого якобы она и зашла к Анне.
— Добрый день! — Лариска вскочила с кресла. — Ну, Ань, пойду я. Работать надо! Маркетинг — такая вещь, работы здесь — непочатый край.
Она вышла из кабинета, притворила за собой дверь.
— Ты садись, Галина, чаю выпьем, — предложила Анна.
— Да нет, я на секунду. Я тут подумала… В том, что вчера произошло, тут, наверное, и моя вина есть. Я не все тебе объяснила. С тем файлом и до этого иногда странные вещи случались. Я сказала Олегу: он понял, что ты не виновата. В общем, ты меня извини! — Она резко повернулась и вышла из кабинета.
Через пару секунд вбежала радостная Лариска:
— Как мы эту крысу, а?
— А ты откуда знаешь — «как мы ее»?
— Да уж знаю! Уши, слава богу, на месте.
— Перестань! — рассердилась Анна. — Человек чувствует и свою вину в том, что произошло, зашел извиниться, а ты…
— Ой, умора! — Лариска нарочно громко рассмеялась. — Крыса виноватой себя почувствовала. От стыда сгорает! Ага, щас. Не будь наивной, Анюта! Все ясно как божий день. Олег Викторович ее раскусил, пистон вставил, вот она и прискакала на задних лапках. — Она опустилась в кресло, плеснула в чашку заварки. — Нет, что ни говори — Осокин святой человек! Слова дурного ни от кого о нем не слышала. Твой
