поменьше — правые. Губернаторы Огайо и Пенсильвании открыто говорят о введении моратория на время всестороннего изучения вопроса о смертной казни.
— Это понятно, — пробормотал губернатор.
— Сторонники отмены никак не могут успокоиться, хотя и не говорят ничего нового. К поднятому ими шуму уже все привыкли, вопрос теряет остроту.
— А что насчет рейтингов?
Барри поднялся и потянулся.
— Утром я разговаривал с Уилсоном. Из-за этого дела мы потеряли десять пунктов, но шестьдесят один процент зарегистрированных избирателей Техаса по-прежнему за смертную казнь. Похоже, я выиграл, ребята, и вам придется раскошелиться. Что до моратория, то здесь цифры просто удивительные. Шестьдесят один процент поддерживают смертную казнь, но почти пятьдесят процентов выступают за отсрочку в приведении приговора в исполнение.
— Это временное явление, — заявил Уэйн. — Пусть волны немного улягутся. Подождем: когда грабители расправятся с какой-нибудь мирной семьей, о Драмме больше никто и не вспомнит. Тогда все забудут о моратории и вспомнят, почему выступали за смертный приговор.
Губернатор поднялся и подошел к любимому окну. На улице демонстранты размахивали транспарантами и плакатами. Казалось, они стояли повсюду — возле резиденции губернатора, на лужайках вокруг Капитолия, а у здания апелляционного суда на растяжке было крупно написано: «Мы работаем до 17.00. Идите к черту!». В протесте объединились люди разных национальностей и социальных групп — от постаревших хиппи до «Студентов против смертной казни». Губернатор ненавидел их всех — они не относились к его избирателям.
— Джентльмены, я принял решение, — торжественно произнес он. — Я не поддерживаю моратория и не созываю чрезвычайного заседания законодательного собрания для рассмотрения этого вопроса. Мы не станем превращать законодательное собрание в цирк и устраивать очередное шоу. У нас и так достаточно проблем.
— Надо проинформировать об этом СМИ.
— Подготовьте заявление, но пусть его озвучат после нашего отъезда в Ирак.
В пятницу после обеда Кит отправился в офис Элмо Лэйерда для короткой встречи. Дана занималась детьми и не могла составить ему компанию, правда, не очень и стремилась. Теперь, когда Бойетт оказался за решеткой, Кит уже не настаивал, чтобы она постоянно находилась у него на глазах, и ей хотелось немного побыть одной.
Нападение Бойетта и последовавший за ним арест широко обсуждались в прессе, и Киту опять досталось. Отец Лилли заявил, что «часть вины за нападение лежит на этом лютеранском священнике из Топеки», и его слова подлили масла в огонь критики в адрес Шредера.
Учитывая характер преступлений, совершенных Бойеттом, родные Лилли Рид были рады благополучному исходу, но возмущались тем, как этот закоренелый насильник мог оказаться на свободе и угрожать их дочери. По статьям некоторых газет можно было сделать вывод, что Кит вытащил Бойетта из тюрьмы, а затем помог ему скрыться в Техасе.
Элмо рассказал о своей беседе с окружным прокурором. Хотя в данный момент Кита не собирались подвергать судебному преследованию, ситуация по-прежнему оставалась неопределенной. Окончательных решений еще принято не было. Журналисты осаждали окружного прокурора звонками, и уже зазвучала критика.
— Что, по-вашему, будет дальше? — поинтересовался Шредер.
— Мы придерживаемся прежнего плана, Кит. Я держу связь с окружным прокурором, и если он решит выдвинуть обвинение, мы заключим сделку. Вы признаете себя виновным и приговариваетесь к штрафу, но никак не к тюремному заключению.
— Если я признаю себя виновным, то подвергнусь дисциплинарному взысканию со стороны Церкви.
— Что-то серьезное?
— Пока трудно сказать.
Они договорились встретиться снова через несколько дней. Пастор отправился в церковь Святого Марка и заперся у себя в кабинете. Он понятия не имел, о чем будет говорить на проповеди в воскресенье, но думать об этом он был не в состоянии. На столе лежала целая кипа извещений о поступивших телефонных звонках. Звонили в основном журналисты, но час назад с Китом хотел поговорить Монах, и пастор понимал, что должен перезвонить. Они проговорили всего несколько минут, но этого оказалось достаточно, чтобы Кит все понял: руководство очень обеспокоено шумихой, поднятой вокруг одного из священников, и возможным признанием им своей вины. Беседа завершилась договоренностью встретиться в Уичите в следующий вторник, чтобы все обсудить.
Когда Кит собирался уходить и расчищал стол от накопившихся бумаг, позвонила секретарша и сообщила, что его спрашивает кто-то из организации «Отмена казней в Техасе». Кит сел за стол и взял трубку. Звонил исполнительный директор ОКТ Терри Мюллер, который сразу выразил священнику благодарность за решение вступить в их ряды. Они были очень рады, что он к ним присоединился, особенно в свете его участия в деле Драмма.
— Так, значит, вы действительно присутствовали на казни? — поинтересовался Мюллер, явно желая узнать больше. Кит вкратце пересказал ему, как все получилось, и, желая сменить тему, спросил о том, чем сейчас занимается ОКТ. По ходу беседы выяснилось, что Мюллер — прихожанин Лютеранской церкви единства в Остине.
— Это независимая церковь, отделившаяся от Миссурийского синода десять лет назад, — объяснил тот. — Она расположена в центре города рядом с Капитолием. И мы очень гордимся своей активной паствой. Может, вы смогли бы перед нами выступить?
— Спасибо за предложение, — отозвался Кит, застигнутый неожиданным предложением врасплох.
Когда они закончили беседу, Шредер заглянул на сайт этой церкви и провел за компьютером целый час. Лютеранская церковь единства была уже вполне устоявшимся духовным учреждением, чья конгрегация включала более четырехсот человек, а здание построено из техасского красного гранита — точно такого же, как и Капитолий штата. Церковь принимала активное участие в общественно-политической жизни, проводила семинары и устраивала лекции по целому спектру проблем, начиная от положения бездомных в Остине до преследования христиан в Индонезии.
Ее настоятель уходил на заслуженный отдых.
Глава 43
Шредеры отметили День благодарения у матери Даны в Лоренсе. На следующее утро Кит с Даной оставили детей у бабушки и вылетели из Канзаса в Даллас, взяли там напрокат машину и через три часа оказались в Слоуне. Они проехали по городу и осмотрели его достопримечательности: баптистскую церковь, стадион, где возводился новый газетный киоск, обугленные развалины нескольких заброшенных домов, здание суда и офис адвокатской конторы Флэка в старом здании вокзала. Всюду царило спокойствие, а на Мейн-стрит рабочие уже начинали развешивать рождественские гирлянды.
После первого визита сюда две недели назад у Кита мало что осталось в памяти о самом городе. Он рассказывал Дане о пропитанном дымом воздухе, постоянном вое сирен, а теперь, оглядываясь назад, понимал, что находился тогда в таком шоке, что ничего толком не видел. В то время мысль о возвращении сюда не приходила ему в голову. Он отвечал за Бойетта, до казни оставалось все меньше времени, требовалось найти тело Николь, и кругом сновали вездесущие репортеры. Мозг Шредера просто не справлялся с такой нагрузкой. А теперь, объезжая тенистые улицы центра города, Кит и сам не мог поверить, что еще совсем недавно их патрулировали бойцы Национальной гвардии.
Празднование началось около пяти. Поскольку воздух прогрелся до двадцати градусов, все собрались
