физиономию уже невозможно ничем удивить. Провозившись добрый час, я пришла к удивительному заключению: оказывается, во мне живет множество людей. Все они выглядывали из прорезей моего лица, как из бойниц, я так и видела их напряженные силуэты. Подчиняясь неведомой мне силе, я чуть подняла глаза к вискам (как у Эрика), чуть подретушировала скулы (как у Фигаро), чуть усилила линию губ (как у Марго).
Сделав последний штрих, я бесстрашно взглянула на себя в зеркало.
Вполне-вполне. Чуть побольше обворожительной стервозности в глазах, и ты будешь неотразима. Конечно, я понимала, что само по себе лицо ничего не значит, его еще нужно наполнить содержанием, как пустой сосуд вином, вложить кубики один в другой, и пирамида сложится.
Пирамида и жуки-скарабеи. Нет, имя Ева мне ни о чем не говорит. Что же делала эта женщина на шоссе (я почему-то не сомневалась, что в машине была именно она, женщины с таким нестандартным именем и должны погибать так нестандартно). Что я сама делала на шоссе, в машине сомнительного оперативника? Нет, ничего не хочу знать. Пусть будет только «здесь и сейчас».
И больше ничего.
…К одиннадцати я была во всеоружии: из небольшого опыта общения с ним я уже знала, что он удивительно пунктуален, если не занят растворением в серной кислоте очередного врага нации. Но я надеялась, что заинтриговала его. Я даже загадала: если все сложится как должно и он придет, меня ждут великие дела.
Все сложилось. Ровно в одиннадцать раздался звонок в дверь.
Натянув на себя улыбку, которая так поразила прошлой ночью подсадную утку Герберта Рафаиловича, я открыла. Лапицкий стоял на пороге и независимо потирал подбородок. Даже шампанского не купил своей новой очаровательной сотруднице, уныло подумала я.
– Ну что? – спросил он.
– Оцени.
– Ничего телка, – я лишь на секунду заметила огоньки искреннего интереса в его глазах, но он тотчас же погасил их. – Чеки собрала?
– Какая проза! Нет, ты не умеешь ухаживать за женщинами.
– Я вашего брата столько перевидал в самом непотребном виде, включая изнасилования, расчлененку и бытовые убийства предметами кухонной утвари, что с души воротит. Я, собственно, за чеками зашел. Все бабки потратила?
– А как ты думаешь? Одно платье уйму стоит.
– Это, что ли? Да я бы за него гроша ломаного не дал.
– Ну, ты не эстет и не истина в последней инстанции. Понимающие люди оценят.
– Когда еще это будет… Надеюсь, крупных финансовых вливаний больше не понадобится?
– Мне нужны хорошие духи. Только очень, хорошие и очень дорогие.
– Да? – Он почесал переносицу. – Может, обойдемся малой кровью? Я тебе свой одеколон принесу.
– «Красную Москву», что ли? Или «Русский лес»?
– Зачем «Русский лес»? У меня хороший, французский, и запах ничего себе.
Я с тоской вспомнила стену в квартире Эрика, уставленную одеколонами.
– Ты с ума сошел!
– А что? Будешь в модном нынче стиле «унисекс». Легкий привкус бисексуальности придаст тебе дополнительный шарм.
– Ты даже такие слова знаешь? – искренне удивилась я.
– А ты сомневалась?
– Да нет. Просто открываю в тебе все новые и новые грани.
– И я, представь себе, тоже, – со значением сказал он.
– Правда?
– Быстро ты набираешь форму. Думаю, у нас с тобой все получится.
– Когда начнем окучивать? И кого? – деловито спросила я. Мне не терпелось бросить в бой хорошо отдохнувшие и застоявшиеся без дела войска.
– Может, для начала предложишь присесть?
– Извини. Только ужин при свечах я не приготовила.
– Для профессиональной гейши непростительная оплошность.
– Спасибо, что не назвал проституткой.
– Мы же договорились, – мягко напомнил он, – только уважительно и на «вы».
– Так все-таки? Я же зачем-то нужна тебе? Иначе к чему все это было?
– Соображаешь. Только пока затишье. На западном фронте без перемен. Как только ты понадобишься – без дела не останешься.
– А что мне делать пока? – Я даже не посчитала нужным скрыть разочарование, проступившее сквозь макияж. – Плевать в потолок? Денег у меня нет, особых знакомых тоже…
– Да? – Лапицкий прищурился. – А тот ушлый парнишка, которого ты мне хотела сдать? Владелец казино?
Я коснулась рукой подбородка. Синяк уже давно сошел, но фантомная боль от него и невнятный ужас от всего пережитого остались.
– Вот с ним мне хотелось бы встретиться меньше всего.
– Договорились. В ваши дела я не влезаю, но думаю, у тебя еще будет возможность поквитаться. Подучишься в тире и отстрелишь ему яйца.
– Яйца – это не смертельно, – рассудительно сказала я.
– Для кого как… Ладно, хватит прикалываться. Считай, что я оценил тебя по достоинству.
– Остался доволен?
– Стильная штучка.
Еще бы не стильная, – я вспомнила крашеную Валентину, сидевшую за одним столиком с Лапицким в особняке.
– Думаю, что я для вас просто подарок судьбы.
– Думаю, что ты для нас кот в мешке, – вполне серьезно сказал Лапицкий. – Но с котами разговор короткий, ты в курсе. Их просто топят, только и всего.
– Это угроза?
– Это предупреждение.
Я чуть не смазала ему по физиономии: мое положение было шатким, он просто напомнил мне об этом, а заодно и натянул поводья, чтобы лошадь почувствовала седока и была готова к тому, что шпоры могут впиться в бока в любой момент. Милой светской беседы не получилось, я слишком много на себя взяла. Никого не может обмануть внешний лоск, тебе нужно серьезно заняться собой…
Из тягостного раздумья меня вывел сам Лапицкий.
– Я тут тебе кое-что принес, девочка. Просмотришь на досуге.
Он вынул из почти безразмерного пальто пухлый сверток каких-то бумаг и протянул их мне.
– Что это?
– Очень любопытные материалы. Здесь собрано все о людях, которые нас интересуют: крупные политики, чересчур зарвавшиеся очень крупные бизнесмены, владельцы телевизионных империй, биржевые игроки и прочая шушера, которая мнит себя хозяевами мира. Масса людей над этим работала…
– Все в чине ниже капитана?
– Не твое дело, – он позволил себе обидеться. – Я же говорил тебе о карт-бланше. Читается как увлекательный дамский роман. Любишь дамские романы?
– Жить без них не могу.
– Вот и отлично. Здесь все: привычки, в том числе и очень вредные, способ наживания капитала, каналы отмывки денег, сексуальные предпочтения, слабые места, связи и прочий компромат. У каждого человечишки есть свой скелет в шкафу, и наше дело вытащить его на свет божий и выбить берцовые кости.
– Что, всех нужно убрать?
