деятельности – единственной возможности гоминин к прогрессивному развитию головного мозга. Таким образом, архантропы, которые остались в экваториальной части континента, вели оседлый образ жизни, вполне возможно, с элементами коротких перекочевок связанных с сезонами дождей и были культурно несколько примитивнее, чем те, которые когда-то ушли на север, а затем волей судьбы, вернулись обратно.
Хотя необходимо отметить, что структуры праобщин у аборигенов и кочевых палеоантропов были стратифицированы, а значит, в принципе, были одинаковыми по своему внутреннему строению. Они имели полный комплект необходимых функциональных групп, но культурные надстройки картин мира и социальные наработки, проживавших севернее, были другими, и во многом не соответствовали аборигенным.
У пришедших были наработаны социальные формы и характер общественной деятельности, еще в процессе адаптационной защиты от отрицательных климатических факторов северных регионов с их сезонными изменениями. Там когда-то они проживали, и где они эффективно добывали пищевые компоненты, при помощи выработанных способах охоты на определенный вид животных и собирания, пригодных в пищу растений, которые в тех местах произрастали. Так, что жизненный опыт и строго зафиксированные разовые команды прототабу, мононормы и охотничьи приемы у этих палеоантропов были не более качественным, чем у аборигенов, просто они были другими, но адаптационные реакции были несколько эффективней. Хотя необходимо отметить, что в новых условиях юга у них ослабли адаптационные социальные наработки из-за проявления новых более щадящих параметров окружающей среды и некоторые прототабу в определенных моментах бытия стали не нужны. Таким образом, социальный слой такой замкнутой системы как праобщины палеоантропов северных регионов, появившихся в Центральных районах Восточный Африки с выработанным прежде институтом прототабу, и без того довольно тонкий еще больше истончился, вследствие чего появилась возможность открытия для восприятия дополнительного информации.
Каким же образом происходили первые положительные контактные взаимодействия(244) между двумя культурно разными, но с общим фундаментом картин мира, праобщинами, через которые и произошло слияние двух праобщин в одну дуальную общину? Ведь нормальное отношение между праобщинами было возможно только через управление психикой индивидов. Как это происходило? Через какие процессы можно было обуздать психические формы, наработанные в течение тысячелетий, что бы они, в конце концов, превратились в ритуалы и обряды? Ведь прямые мирные контакты между охотничьими группами исключались сами по себе из-за несовместимости культурных надстроек картины мира, связанных с охотничьими мероприятиями.
Как мы уже говорили, у палеоантропов, проживавших в центральных районах Африки, не было каких- то определенных видов животных, на которых они охотились постоянно, как это было у пришельцев, значит, не было и предтотемного состояния образа жизни основанного на постоянном контакте с определенным видом животных – объектом охоты. Зато были животные – хищники, которые охотились на них и здесь в качестве протототемных животных постепенно стал вырисовываться какой-либо вид хищников, представители которых часто убивали зазевавшихся представителей оседлых праобщин. Объекты охоты оседлых архантропов были разнообразней по видовому составу. Маршрутов же передвижения охотничьих групп аборигенов к местам охоты из-за этого было несколько, в зависимости от количества освоенных объектов охоты. Площадь их охотничьих угодий зависела от пищевой насыщенности территории. Таким образом, оседлые палеоантропы, охотились в основном на тех животных, которые обитали вокруг мест постоянного проживания. То есть охотничьи угодья располагались в непосредственной близости от мест расположения праобщин, и маршрутов передвижения по территории было несколько Так, что аборигены - охотники были более свободными, чем прибывшие, которые следовали определенным ранее разведанным путям связанных с передвижением их животных. Из-за обилия объектов охоты в местах проживания охотничьим группам аборигенов не было причины уходить далеко от стойбищ. Разнообразие объектов охоты у местных форм палеоантропов не располагало к выработке разовых команд охотничьих прототабу подобной тем, которые были у охотников северных праобщин. Они были несколько иными и по причине оседлого образа жизни и были связаны в первую очередь с табуированием половых отношений перед охотничьими мероприятиями, а так же с ограничением передвижения и сбором компонентов питания, если охота в каких-то случаях намечалась рядом с местом проживания.
Процесс формирования мононорм как частичного табуирования половых отношений у аборигенов постепенно распространился на мероприятия формирующейся хозяйственной деятельности. Это говорит не только о ее существовании и интенсификации, но и пока об ограниченности количества единиц хозяйственных операций и моментов в таком объеме, что их можно было все охватить запретами. Так, что хотя аборигены были адаптационно примитивнее северян в культурном плане, но у них была развита своя система социальных отношений, в которой были специфические прототабу, мононормы и запреты необходимые для выживания в данных условиях, которые для нормализации образа жизни нужно было воспринять и кочевникам. Если бы этого не было, то встреча двух культур была бы не конструктивной, потому что это не дало бы для понимания соотношения и качества прототабу двух праобщин при определении друг друга людьми, а не животными. Аборигенов, вполне возможно, в районах прибытия просто бы истребили.
Таким образом, аборигенные группы охотников, как мы уже говорили выше, не были в такой степени привязаны к строго определенным видам животных как северные подвиды ранних палеоантропов, и поэтому они стали охотиться, если это было возможно, и на животных, с которыми на эти территории прибыли северяне. Оттого в течение короткого времени, когда произошли первые соприкосновения с прибывшими с севера популяциями вполне возможно происходили сражения между пастушье - охотничьими группами новоселов и охотничьими группами аборигенов. С большей вероятностью можно сказать, что они заканчивались поражением аборигенных охотничьих групп. Хотя бы потому, что аборигены посягали на животных, которые были, если можно так выразиться, собственными видами северных форм палеоантропов у которых с ними были протототемные отношения. Эти формы палеоантропов умели защищать своих животных от хищников и браконьерских групп и пришлые быстро дали понять аборигенам, где свое, а где чужое. В конце концов, установилось равновесие во взаимоотношениях между охотничьими группами, которое продолжалось достаточно долгое время. Практически весь пиковый период оледенения.
Здесь необходимо отметить особое отношение поздних палеоантропов прибывших с северных районов, к своим тотемным животным. Они, в понятиях наших предков, изначально излучали добро к своим праобщинам объединяясь с представителями праобщин в единую общность. То есть шел процесс сознательного, духовного объединения с одним из компонентов природы. В первую очередь это был союз с тотемным животным на основании односторонней эмоциональной связи и включение этих животных в свою культуру, и принятие их повадок в свои собственные нормы жизни. Протототем с его звериной сутью превращался в групповой тотем человека. В принципе от такого отношения к тотемным животным остается один шаг к запрещению его поедания. Это и произошло при формировании первых дуальных общин, когда их представители смогли охотиться на других животных. Вот в этом и кроется ключ к раскрытию последующей жизни первобытного человека, где все компоненты окружающего мира, в конце концов, становятся одушевленными, т.е. именно здесь скрыто понятие анимизма(245) и зачатки шаманизма.
Рисское оледенение пошло на убыль. Это, конечно же, отразилось на климате планеты, ее флоре и фауне. Часть палеоантропов находящиеся на территории современной Испании как региональные популяции, находившиеся в усредненных, экологических параметрах претерпели некоторую конкретизацию морфологических критериев в сторону сапиенизации (Homo antecessor) – Атапуэрка. Палеоантропы, адаптированные к условиям предледниковья стали уходить на север вслед за отступающим ледником, где в результате специализации стали принимать черты классических неандертальцев. Определив свою
