лохмотья накидки от дождя. Краткую речь Энн из Орегона, тьму, что упадет на мир, корыстных, алчных, праведников, женщину, что избавилась от бородавок и бросила курить, собственную нелепую записку. Энн с мегафоном, Энн на коленях, Энн в трансе.
Скука и пустота. Сожаление и чувство вины. Том вытащил карманную Библию, которую потихоньку взял со стола медсестры, и принялся изучать предметный указатель. Он состоял из трех частей: ПОМОЩЬ —
«Полевые лилии? О чем это?» — удивился Том. Он посмотрел на
— Думаю, можно возвращаться, — сказал он заключенному и сунул ему пачку стерильных салфеток.
Том вышел в коридор, выбросил палочку и перчатки в бак для использованных материалов, расписался за одежду заключенного и отнес ее своему подопечному.
— Одевайся, — сказал он.
— Черт! — сказал заключенный.
— Вымоешься, когда вернемся в главный блок, — сказал Том.
Они вышли из камеры. Том заполнил в регистрационном журнале графы «Время» и «Результаты осмотра фекалий» и поставил свою подпись. Выйдя из санчасти, они бок о бок пересекли двор. Моросил мелкий дождь; в черноте за колючей проволокой и сторожевыми вышками и в высоких освещенных стенах тюрьмы было что-то средневеково-тевтонское. Варвары-готы в волчьих шкурах, штурм крепостного вала, котлы с кипящей смолой.
— Значит, зря тебя истязали, — сказал Том.
— Вот именно, — сказал заключенный. — Я же говорил. Но меня никто не слушает.
— Меня тоже.
— Это другое.
— Но я и не надеюсь, что кто-то будет меня слушать.
— Я же сказал: это другое. Ты ни черта не понимаешь.
— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовался Том. — И чего же я не понимаю?
— Ни хрена. Как ты можешь что-то понимать!
— Я не понимаю ни хрена?
— Именно так.
— Скажи, чего именно. Назови что-то конкретное.
— Мне тебе не объяснить. Ты здесь не был.
— Но сейчас я здесь.
— Твоя смена закончится, и ты уйдешь.
— И все же я в тюрьме.
— Ты можешь уволиться.
— И что дальше? — спросил Том. — Скажи, что?
— Все что угодно. Все, что делают на воле. Чинить крыши, мастерить зонтики. Продавать резиновые сапоги. Или плащи.
— На воле делать нечего.
— Там всегда есть что делать.
— Так чего же, по-твоему, я не понимаю? Объясни.
— Не могу. Мы говорим на разных языках.
— А ты постарайся.
— Не могу. Ты на воле. Когда человек на воле, все хорошо. Ясно, парень? Там все здорово.
— Ошибаешься, — сказал Том.
— Будь по-твоему, — сказал заключенный.
Рядом с четвертым блоком Том остановился и дал знак охраннику в будке. Тот кивнул и нажал кнопку, чтобы открыть дверь.
— Что, если я отпущу тебя на волю? — спросил Том заключенного. — Но при одном условии: перед этим я сломаю тебе шею. Ты будешь свободен, но не сможешь шевельнуть ни рукой, ни ногой.
— Сломаешь мне шею?
— Ты слышал, что я сказал.
— Сломаешь мне шею?
— Отвечай на вопрос.
— Это одни разговоры. Пустая болтовня.
— Тогда не говори, что на воле все здорово, ясно? Проблем везде хватает.
— Все равно ты ни хрена не понимаешь.
Сидя в рабочем помещении, Том подождал, пока заключенный принял душ, после чего запер его в камере. Он и еще один охранник, по имени Марвин Мэриуэзер, — на протяжении семи лет он был лесорубом, как и Том, а потом проработал еще семь лет монтажником — в четыре утра заступали на вахту во втором блоке, где содержались малолетние преступники. Убийцы, насильники, грабители, поджигатели, которым еще не исполнилось восемнадцать, некоторым не было и пятнадцати. Их нельзя было держать вместе с остальными заключенными, поскольку те били и насиловали малолеток. Том старался говорить с ними поменьше, предпочитая соблюдать дистанцию и держать их в страхе. Он вел себя с напускным безразличием, его редкие замечания были холодны и угрюмы: «Будешь ныть как девчонка, с тобой будут обращаться как с девчонкой. Не ищи сочувствия. Рассчитывай только на себя, остальным на тебя плевать».
Том и Марвин Мэриуэзер коротали время вместе: они стояли в коридоре и разговаривали. Общие знакомые. Техника для лесоповала. Знакомые места. Канатная установка «Тандербёрд», тягачи с прицепом, Фрэнк Коумс, отец Марвина Мэриуэзера, — поначалу он занимался монтажом оснастки трелевочной мачты, а потом руководил другими монтажниками. Сестра Марвина. Она вышла замуж второй раз, у ее нового мужа две дочери, шестнадцати и восемнадцати лет, они живут в Винлоке, муж водит тягач с прицепом и без ума от мотоциклов «Харлей-Дэвидсон». Сын Марвина второй сезон плавает на краболовном судне в Беринговом море, там он потерял ухо. Футбол, игры в финале. Колено Марвина. Протез тазобедренного сустава Глайда Уильямса. Бестолковый тренер школьной баскетбольной команды. Сын Сонни Шмидта, что играет в защите, три года назад его брат тоже был защитником. Ни тот ни другой не видят площадки, вечно ведут мяч, уткнувшись носом в пол. Как ловить форель на спиннинг. Как солить лосося. Как выслеживать по насту белохвостого оленя. В пять тридцать один из заключенных заявил, что болен. Связавшись с дежурным в будке, они выпустили его в рабочее помещение. Длинноволосый белый парень в шортах, с толстыми волосатыми ногами и татуировкой на плечах, согнувшись, держался за пухлый живот; он сидел за то, что вместе с приятелями насмерть забил бездомного; он твердил, что его сейчас вырвет, и, как только его выпустили в рабочее помещение, его и вправду вырвало на пол, после чего он потребовал, чтобы его отвели в душ, а потом к доктору.
— Отличный план, — сказал Том, — но я придумал кое-что получше. Сейчас ты вымоешь пол, а потом мы запрем тебя в камере.
