Чего это я, думаю, за могилу спрятался, когда товарищи гранатами действуют? Вскочил — да к ограде ближе. Метнул гранату в колхозный сад. А Антонович мне кричит: „Куда бросаешь? Там без тебя уже поработали. Метай в сторону правления колхоза. Там ще не тронуто“. Метнул я гранату, да мимо. Потом, правда, получилось хорошо…
Слушатели добродушно посмеиваются.
— Тебе, Ваня, — говорил партизан Заговельев, — в боевом крещении повезло, словно деду Щукарю.
— Не смейтесь, братцы, — отозвался боец Афанасьев. — В первый раз человек воюет. Всякое с непривычки могло случиться. Мы вон в тумане тоже промашку дали — мост-то поначалу не обнаружили, когда в разведку ходили. Главное, не растеряться, на ходу ошибку исправить…»
Разведчики
В тихий предутренний час, когда туман окутал плавни, часовые особенно зорко следили за подступами к партизанской стоянке. Со сторожевого поста поступило сообщение: «Замечен человек. Скрытно пробирается в сторону отряда».
Усилили наблюдение, послали бойцов с ручными пулеметами, действовали осторожно. Если это немецкий разведчик, решили взять живым.
Вскоре вблизи стоянки послышался оживленный разговор. Присмотрелись. Оказывается, это Ваня Ющенко, идя под руку с разведчицей Тосей Аникеевой, что-то говорил ей и смеялся. Тося посмеивалась в ответ. Навстречу им поспешил Леня Сидоренко.
— Чего хохочете, черти! На вечеринке, что ли? — Он крепко пожал руку девушки. — Ты прости, что так невежливо встретил. Фашисты услышат — беда!
Партизаны окружили разведчицу плотным кольцом, жадно слушали, что она рассказывала.
— Прошлой ночью, — говорила Аникеева, — получила я задание от подпольной группы и отправилась к вам в отряд. Иван Герасимович рассказал мне подробно, как пройти.
Места эти были Тосе знакомы, не один год женская бригада ловила рыбу на реке Средней. Окрестные ерики и протоки она тоже хорошо знала. Но на пути в отряд все же случилась с ней беда: переходя речку Татарскую по тонкому льду, провалилась в воду. На счастье, подоспел свой человек — Петро Бондура. Он привел девушку в хату, где ее переодели, обсушили, напоили чаем.
Тося Аникеева
В записке, доставленной Аникеевой, сообщалось:
«После огневого налета партизан враг лютует. Комендант Ганс Шустер сообщил своему начальству, что в ночь на 2 ноября на немецкие части совершен налет моряков и партизан со стороны Азовского моря и приазовских плавней численностью до четырех-пяти тысяч при большом вооружении. Налет был настолько неожиданным, что сторожевое охранение и гарнизон не успели принять боевого порядка… Во время налета уничтожено девять танков и серьезно повреждены пять. На перегоне между станциями Синявка — Приморка взорван железнодорожный мост. На станции Синявка сгорело двадцать пять вагонов с боеприпасами, пострадало от огня инженерное оборудование и материалы для строительства оборонительных укреплений. Сгорел дом, где помещался штаб танковой дивизии».
…Аникеева рассказала о зверствах, чинимых фашистскими варварами и их приспешниками. Наутро после налета полицаи и немецкие автоматчики согнали на базарную площадь стариков и женщин, потребовали выдачи соучастников партизан. Они объявили, что в случае отказа каждый десятый будет расстрелян.
Несмотря на угрозы, в толпе все молчали. Тогда комендант приказал выделить пятьдесят заложников и посадить в подвал. Гестаповцы объявили, что если повторятся диверсии, все население села будет уничтожено.
Объявлен приказ: хождение по улицам разрешается только с 8 часов утра до 4 часов дня. Переход в соседние села — Морской Чулек, Недвиговку — возможен только с разрешения коменданта. За нарушение приказа — расстрел.
В подвале здания, где раньше помещался сельский Совет, гестаповцы устроили тюрьму. Жители, арестованные по подозрению в связях с партизанами, подвергались жестоким пыткам. За полотном железной дороги, неподалеку от взорванного моста, каждую ночь их расстреливали. Погибли товарищи из подпольно-диверсионной группы: Анна Дьячкова, Иван Гусенко, Яков Архипенко, Василий Ткаченко. За эти дни расстреляно двадцать пять человек…
О многом рассказала нам смелая разведчица. Ей надо было возвращаться, но неожиданно резко изменилась погода: подул сильный ветер, начался снегопад, вскоре образовались переметы — снежные заносы. Девушке пришлось задержаться у партизан.
Длительное отсутствие Аникеевой встревожило подпольщиков. Они решили направить в отряд второго связного, дополнив донесение свежими сведениями о противнике. Выполнить нелегкую задачу в зимнюю вьюгу мог только один человек — Иван Герасимович Евтушенко. Старик охотно согласился.
Оставалось снова обставить полицаев и станичного атамана Зубкова, не случайно прозванного «хищником». В годы гражданской войны уроженец Синявки Павел Зубков добровольно вступил в белогвардейскую армию Деникина. Когда на. Дону установилась Советская власть, он вернулся в свой дом, прикинулся честным тружеником. А при немцах с плетью в руке расхаживал по станице, зверски лютовал.
Как ни хитрил Зубков, а подпольщикам удалось перехитрить его. Он поверил, что мать Ивана Герасимовича умерла от тифа, и отпустил рыбака на три дня — справить похороны.
Евтушенко тотчас собрался в дорогу. В сумке с едой лежал узелок с яблоками — подарок от старика садовника из Самбека Цезарю Львовичу Куникову.
В ту же ночь Иван Герасимович отправился в опасный путь. В белом маскировочном халате он переполз Мертвый Донец, обманув бдительность вражеских патрулей. Зарослями, потайными трапами добрался до хутора Мельниково, к Петру Бондуре. Узнав от него, что с Тосей Аникеевой, по-видимому, беды не приключилось, старик просиял. Только дожидаться утра не стал и поспешил в отряд.
Неожиданное появление Евтушенко вызвало в отряде и радость и тревогу. Старик явился на партизанскую базу, минуя наши посты. Он пришел старой тропой, неведомой партизанам. При встрече со мной и командиром Иван Герасимович не удержался от упрека:
— А охрана базы у вас хромает, так и немцы могут накрыть.
Мы поблагодарили старика за дельное замечание, попросили дать совет, где выставить дополнительные посты.
Евтушенко сообщил нам важные сведения. В последние дни фашисты выстроили более сотни блиндажей вдоль железной дороги между станциями Мартыново и Синявка, с амбразурами в сторону плавней, установили в них пулеметы. По ту сторону Мертвого Донца подступы к станции Синявка заминировали. Эту работу выполняло согнанное полицаями население хуторов — старики и женщины.
— Но и наши люди не дремлют, — с этими словами Иван Герасимович передал командиру отряда карту-схему, составленную умелой рукой. На ней комсомольцы-подпольщики обозначили заминированные участки, огневые точки.
Близился рассвет. Бесновался низовой ветер, мокрый снег залепливал окна. В хате стало холодно. Дневальный, молодой партизан Мовцесов, подбрасывал в печь сырые тополевые дрова. От них больше дыма, чем тепла. Дневальный принес в ведре машинного масла, плеснул на огонь. Пламя вырвалось в трубу. Вскоре в хату вошел боец с автоматом, сердито зашептал дневальному:
— Ты что делаешь? На километр огонь из трубы виден…
