что будет ждать меня на своей вилле. Он дал мне адрес и добавил, что, если я не явлюсь к восьми часам, он будет считать меня трусом и расскажет всем, что я испугался дуэли.
— Он еще хуже, нежели я думал, — пробормотал Куртомер.
— Ваше объяснение опровергает его письмо от начала до конца, — заметил комиссар. — Скажите, что вы делали после того, как Мотапан ушел?
— Он ушел от меня в четверть пятого. Наше свидание длилось не более десяти минут. Я был вне себя и чувствовал потребность рассказать другу об этой возмутительной выходке. Наскоро одевшись, я отправился искать Жака де Куртомера. Я был приглашен на вечер к его тетке, поэтому надел вечерний костюм, предвидя, что у меня, возможно, не будет времени вернуться домой.
— А мы с тетушкой удивлялись, что могло тебя задержать. Ты пришел в одиннадцатом часу. Одному богу известно, с каким нетерпением мы тебя ждали, — сказал Жак.
— Сначала я отправился к тебе — тебя дома не было. Оттуда я пошел в клуб. Там тебя не видели. Не зная, где еще тебя искать, я решил отобедать в «Английской кофейне». Там я встретил Кордье, нашего бывшего школьного товарища.
— Я думал, что он поселился в Соединенных Штатах.
— Он действительно уже пять лет живет в Сан-Франциско, у него большое состояние. В Париже он пробыл две недели, а утром едет в Гавр. Он бросился мне на шею, и мне пришлось с ним обедать. В половине девятого мы закончили, и он буквально потащил меня к себе в гостиницу. Было еще слишком рано ехать к маркизе де Вервен, и я поехал с Кордье.
— Ты, наверно, проводил его до вокзала?
— Имел такую слабость.
— Как это на тебя похоже!
— Вы можете доказать, что провели вечер именно так? — спросил комиссар, слушавший этот рассказ с пристальным вниманием.
— Да. Метрдотель в «Английской кофейне» знает меня и вспомнит, что сегодня я был там до половины девятого. Потом… А! Потом мы сели в фиакр на бульваре, но в гостиницу не заходил. Я ждал Кордье в фиакре. На вокзал мы приехали слишком рано, и я прогуливался с ним по залу ожидания. Кордье просил меня передать тебе поклон и извиниться, что не заехал к тебе: он не знал, что ты в Париже, — обратился Дутрлез к Куртомеру.
— Я на него не сержусь, — ответил Жак, — но, откровенно говоря, ты напрасно позволил ему себя увезти. Тебе следовало бы больше думать о другой особе.
— В котором часу господин Кордье уезжает из Гавра? — спросил полицейский комиссар Дутрлеза.
— Кажется, пароход отходит вечером.
— Стало быть, ваш друг получит телеграмму, которую я пошлю ему утром?
— Да, конечно, только я забыл спросить, где он собирается остановиться.
— Не важно. Его найдут, если я дам телеграмму моему товарищу в Гавр.
Это замечание заставило вздрогнуть Куртомера. Он закричал:
— Как! Вы намерены дать ход этому глупому делу?
— Я должен это сделать, — довольно холодно ответил комиссар, — я обязан исполнять приказания.
— Надо быть глупцом, чтобы поверить, будто Дутрлез убил Мотапана! Ручаюсь, что этот негодяй находится в добром здравии!
— Теперь вы позволите выслушать слугу господина Мотапана? — перебил его комиссар, не обращая внимания на резкость запальчивого Жака.
Пока Дутрлез говорил, Али не шевелился: он слушал, скрестив руки на груди и высоко подняв голову, с насмешливой улыбкой на губах.
— Что вы знаете? — спросил комиссар.
— Я должен прежде всего сказать, что занимало мысли господина барона, — ответил Али без колебаний. — Он думал, что господин Дутрлез отомстит ему за одно сказанное им слово. Он повторял мне: «Если со мной что-нибудь случится, то, наверно, это сделает он».
— Довольно, переходите к делу. Что случилось сегодня?
— Сегодня после полудня, незадолго до четырех часов, барон сказал, что идет на четвертый этаж к господину Дутрлезу, который звал его к себе…
— Это грубая ложь! Я ни словом не перемолвился с господином Мотапаном с той ночи и не писал ему. К тому же барон считает меня врагом.
— Еще бы! — воскликнул Куртомер.
— Продолжайте, — велел комиссар слуге.
— Барон вернулся через двадцать минут. Он был очень взволнован и сказал: «Меня оскорбили, и я дерусь сегодня в Нельи. Я ухожу за секундантом. Я не верю в честность Дутрлеза и боюсь, что он устроит мне ловушку».
— Он сам расставил бы тебе ловушку, милый Альбер, если бы ты согласился на свидание, — проворчал Куртомер.
— Тогда, — продолжал Али, — барон написал письмо, потом оделся в черное, приказал принести две шпаги, положить их в ящик и отнести в фиакр, за которым он меня послал. Перед отъездом он отдал мне письмо и приказал ровно в девять часов отнести его в суд… если он не вернется.
— И вы его больше не видели?
— Нет!.. Наверно, он погиб.
— Почему же вы не поехали с вашим господином в Нельи? — спросил комиссар. — Вы, как я вижу, очень к нему привязаны и знали, что ему грозит опасность.
— Я умолял его позволить ехать с ним, но он запретил. И потом, я знал, что он только мне доверит отнести письмо. Я исполнял свои обязанности.
— Вашей обязанностью было дать знать об этом полицейскому комиссару квартала. Но вы хотя бы можете сказать, кого господин Мотапан взял в секунданты?
— К несчастью, я этого не знаю.
— Но вы знаете его друзей.
— Нет, они сюда не приходили.
— Нет, приходили, по крайней мере один, — возразил Куртомер. — Я встретил его внизу дня четыре тому назад, он разговаривал с консьержем. Это один бывший пират, которого я когда-то спас от смерти.
— Я никогда не видел этого человека. Мой господин никого у себя не принимал.
Куртомер хотел возразить, но не успел — вошел один из полицейских и шепотом сказал комиссару несколько слов.
— Господа, — произнес комиссар, отослав своего агента, — мой товарищ вернулся из Нельи. Сейчас я ознакомлюсь с результатами обыска на вилле господина Мотапана. Подождите меня здесь, я скоро вернусь, задам вам еще несколько вопросов, и на сегодня дознание будет закончено, — прибавил он, глядя на слугу.
После этих слов комиссар прошел в соседнюю комнату, и друзья остались наедине с Али. Они, впрочем, не собирались вступать с ним в разговор и отошли к окну.
— Можешь ты мне объяснить, — спросил Дутрлез, — чего добивается негодяй Мотапан своей нелепой выдумкой?
— Хочет доставить тебе неприятности! — ответил Жак.
— Ведь никто не поверит, что я его убил.
— Судьи не поверят, но публика… Станут говорить, что барон застал тебя в квартире графа и ты хотел закрыть ему рот. Свет любит небылицы. К счастью, у нас здравомыслящий комиссар, который не поверит этим глупостям. Производится дознание. Дом полон полицейских. Против тебя будут настроены все, даже граф де ля Кальпренед, которого приводит в ярость весь этот скандал.
— Даже его сын, — печально сказал Дутрлез. — Жюльен тоже настроен против меня.
— Я его образумлю… Ты спрашиваешь, к чему эти выдумки Мотапана? Чтобы помешать тебе жениться
