деятелем»[226].
Обширностью познания в области славянской филологии поражал академик Измаил Иванович Срезневский, читавший тогда свой последний полный курс в университете. От него студенты почерпнули много сведений по славяноведению и русской археографии. Философ Михаил Иванович Владиславлев ясно и последовательно излагал курс логики. Его изданные лекции стали настольной книгой будущего историка.
Задолго до прихода в Петербургский университет С.Ф. Платонов знал, что русскую историю на первых курсах читает Константин Николаевич Бестужев-Рюмин. Знакомство с Константином Николаевичем явилось для Сергея настоящим событием. Свободно владея всей сферой гуманитарного знания, великолепно зная свою науку, Бестужев умел поднять слушателей «на высоты отвлеченного умозрения и ввести в тонкости специальной ученой полемики». Его лекции не строились на пересказе исторических фактов, напротив, он последовательно излагал историю их научного изучения. Область русской историографии явилась перед С.Ф. Платоновым в ореоле «духовного подвижничества» и невольно западала в душу.
Практическая работа студентов ограничилась на историко-филологическом факультете разбором текстов на древних языках. Обычных в наше время семинарских занятий тогда не существовало. Еще в гимназии у С.Ф. Платонова проявилось стремление к самостоятельности, поэтому с особым подъемом он воспринял почин студентов-юристов в пользу «рефератов». Учащийся получал тему у профессора, самостоятельно разрабатывал ее, а затем представлял результаты на суд товарищей.
Постигая учебный материал, студенты чувствовали недостаток в идеях, формирующих стройность мышления. С.Ф. Платонов искал их на Юридическом факультете. Нередко ему удавалось слушать лекции В.И. Сергеевича и А.Д. Градовского, которые восполнили некоторые пробелы его образования. Первый из них читал историю русского права. Чтение Василия Ивановича Сергеевича было верхом изящества, поражало ясностью ума и силой логики. Много позднее, вспоминая студенческие годы, С.Ф. Платонов заметил: «Думаю, что он [В.К. Сергеевич] мало знал и понимал старую русскую жизнь, потому что мало был знаком с современным народным бытом»[227]. Однако совершенство метода, превращавшего разноплановый исторический процесс в легкоусваиваемые четкие конструкции, завораживали студентов.
Иное значение имели лекции Александра Дмитриевича Градовского по государственному праву России и иностранных держав. Слушателей привлекали не только его внешний демократизм, но также умение деликатно подойти к рискованным политическим сюжетам. Профессор всегда старался давать свободную от цензуры и, как казалось, непогрешимую оценку политической и общественной действительности. Архаичные формы государственного устройства России он смело противопоставлял передовому западному опыту. Из лекций АД. Градовского С.Ф. Платонов вынес свои представления о государстве и обществе, об отношении государства к личности. Именно благодаря влиянию профессора-юриста он позднее стойко «противостоял всякой партийности и кружковщине, ревниво охраняя право всякой личности на пользование своими силами в том направлении, куда их влечет внутреннее побуждение»[228].
Однокурсники обычно избирали С.Ф. Платонова, обладавшего завидной начитанностью, своим представителем для дежурства и управления студенческой читальней. Она располагалась в укромном уголке университетского здания и являлась скрытым центром революционно настроенной молодежи. В 1878 году за жестокое обращение с политическими заключенными В.И. Засулич стреляла в петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова. Покушение открыло эпоху политических убийств. Широкий резонанс этих событий среди общественности и усиление полицейского надзора вызвали студенческие волнения. У дверей читальни можно было легко приобрести призывавшие к сходкам прокламации, которые выпускала тайная типография. Здесь же, в небольших кружках, в длительной и обстоятельной беседе, шла агитация. С.Ф. Платонову студенческие сходки представлялись «беспорядочным сборищем, рассчитанным на обработку грубой массы». Молодой человек имел твердые убеждения в том, что источником общественного прогресса является «личная самодеятельность». Коллективная работа его не привлекала. Он быстро покидал все кружки, куда случайно попадал. Первый год обучения в университете стал временем формирования основ мировоззрения С.Ф. Платонова, верность которым он сохранил на всю жизнь. Главными среди них были терпимость, аполитичность, неприятие насилия и прочих крайностей, преклонение перед свободной личностью, индивидуальность[229].
Усиленно занимаясь самообразованием, С.Ф. Платонов много читал. Недостаток духовного общения на факультете он восполнил активной перепиской с московскими друзьями. В свободное время юноша посещал театр (оперу и драму любил одинаково), бывал частым гостем в нескольких знакомых семьях[230].
Вернувшись после летних каникул 1879 года в стены университета, студенты ощутили резкое усиление надзора. Их постоянно одергивал инспектор; за некоторыми, в том числе и за С.Ф. Платоновым, было установлено наблюдение полиции. «Надо было на деле переживать это поднадзорное состояние, – вспоминал историк, – чтобы понять, как оно угнетало и расстраивало»[231] . В учебном плане изменений не последовало. Знакомые профессора продолжали читать свои курсы.
С октября 1879 года университетские занятия отошли для С.Ф. Платонова на второй план. Тяжело заболел отец, и приходилось ежедневно, по восемь часов, дежурить у его постели. Сначала С.Ф. Платонов занимался по ночам, позднее – старался не пропускать только лекции К.Н. Бестужева-Рюмина.
Весной следующего года потребовалось сообщить факультету о выбранной специализации. После нескольких лет учебы С.Ф. Платонов отдавал предпочтение двум предметам: русской истории и истории права. Оба курса, как он полагал, были похожи на истинную науку, давали материал для оценки настоящего, заставляли думать об отношении к народу и государству. Несмотря на то что молодой человек еще некоторое время продолжал старательно записывать свои стихи в особую тетрадь, стремление к словесности, по его собственным словам, слабело само собой и окончательно пресеклось. В установленный срок без колебаний и сомнений С.Ф. Платонов выбрал своей специальностью русскую историю.
На третьем курсе, в расчете на добросовестность и зрелость студентов, специализировавшихся по истории, КН. Бестужев-Рюмин предложил им самостоятельно работать над темой для зачетного сочинения. Внимание С.Ф. Платонова остановилось на проблеме земских соборов. В период «робких надежд на реформы», сопровождавших деятельность министра внутренних дел М.Т. Лорис-Меликова, тема народного представительства стала особенно популярной: о ней много говорили и писали. Профессор одобрил выбор, но решительно уклонился от руководства. Попытка юноши узнать мнение КН. Бестужева-Рюмина о последней журнальной литературе по интересующему вопросу также не увенчалась успехом. Позднее выяснилось, что ученый никогда не давал студентам каких-либо указаний, хотя горячо обсуждал и критиковал сделанное учениками. По словам С.Ф. Платонова, это был «продуманный прием отношения кучащимся, или же просто недостаток приема»[232].
Новостью для историко-филологического факультета явился курс Василия Григорьевича Васильевского. Он читал историю средних веков, включавшую падение Римской империи и образование варварских государств. У С.Ф. Платонова вызвал интерес особый курс для студентов-историков, где ученый познакомил слушателей с результатами собственных разысканий и
С конца 1880 года С.Ф. Платонов приступил к работе над зачетным сочинением. Необходимые книги он брал на квартире К.Н. Бестужева-Рюмина, который пригласил ученика на свои «вторники». Здесь собирались почитатели таланта профессора. На кафедре, за объективностью изложения, трудно было понять личные пристрастия К.Н. Бестужева. В домашней же обстановке его окружали люди, резко окрашенные «националистическими цветами». Природная замкнутость С.Ф. Платонова не позволила ему сблизиться с
