Грозному» и к «Петру Великому» – последней крупной работе С.Ф. Платонова.
Биографию Ивана IV ученый опубликовал в популярной серии «Образы человечества» издательства «Брокгауз и Ефрон». Выделив из дошедших свидетельств наиболее достоверные факты, он попытался восстановить реальный исторический образ первого русского царя. Книга «расчищала» путь, загроможденный вымыслами и предвзятыми толкованиями, которые порождались политической борьбой той эпохи[290]. Критическое изучение источников привело историка к парадоксальному убеждению в том, что полноценная биография Ивана Грозного невозможна для описания, так как мы знаем о нем чрезвычайно мало. Собственные сочинения царя сохранились в поздних списках, за точность которых нет возможности поручиться, а рассказы о нем современников субъективны[291]. Тем не менее С.Ф. Платонов дал обстоятельную и отчетливую характеристику государственным преобразованиям, осуществленным во второй половине XVI века.
Стремление к объективности никогда не покидало ученого. С величайшим возмущением он относился к исторической конъюнктуре, к любым попыткам переписать историю в «выгодном» свете. Настоящей борьбой с актуальной в то время тенденциозностью проникнута его книга о Петре Великом, где автор взял своего героя под защиту от планомерного превращения в «грубую пасквильную карикатуру». Публикация книги, направленной против «официальной линии», встретила серьезные трудности [292]. Весной 1925 года цензура запретила издание. Тщетным оказалось обращение Президиума Академии наук к Главному управлению по делам литературы (Главлиту). Только обратившись кД.Б. Рязанову в то время директору Института К. Маркса и Ф. Энгельса, историк получил надежду увидеть свой труд в печати. Разбирательство шло в течение года. В декабре из Москвы пришло сообщение, что «Петр Великий» пропущен без всяких перемен, «ни одного слова не будет изменено»[293] . Тем не менее весь тираж оказался под арестом, а когда книга все же дошла до читателя, в дело включилась пресса. «Интересен ли нам Петр Великий, – задавал вопрос автор одной из рецензий, – да и велик ли этот Петр?» Здесь же прозрачно указывалось, что позиция, занятая С.Ф. Платоновым, способна «внушить солидные подозрения»[294] Несмотря на подобные отрицательные отзывы, успех книги говорил сам за себя.
В конце 1926 года С.Ф. Платонов прочитал последнюю в своей жизни лекцию перед студентами университета. С высшей школой ученого связывали долгие годы напряженного труда. Щедро передавал он молодежи знания и мастерство историка. Однако обстановка последних лет не благоприятствовала работе. Мешала жесткая цензура, сказывался преклонный возраст. На смену старым кадрам шли новые люди.
Радикальные изменения, происходившие по всей стране, в 1929 году затронули и Академию наук. В результате выборов по новому Уставу состав этого учреждения, сформированного в основном до революции, значительно пополнился за счет представителей советских научных организаций[295]. Событие сопровождалось широкой и пестрой пропагандистской кампанией в прессе. В одной из газет промелькнула информация о хранении в академических архивах компрометирующих документов, которые якобы скрываются «некоторыми администраторами с сомнительным социальным происхождением»[296]. Организационных выводов в отношении С.Ф. Платонова, впрочем, не последовало. Весной он был избран академиком-секретарем Отделения гуманитарных наук и стал членом Президиума Академии. Деятельность Платонова не ограничивалась рамками службы. Многие представители интеллигенции и других слоев общества, лишенные привычной жизненной колеи, получали благодаря ему поддержку и возможность работать. «Человеческая нужда велика, а людей влиятельных и в то же время добрых очень мало, – писала С.Ф. Платонову одна из просительниц, – вот почему все обращаются к Вам». Используя авторитет Академии наук, ученый выступал в роли ходатая перед правительственными органами по вопросам охраны культурного наследия прошлого. Его личными усилиями был сохранен ряд уникальных архитектурных ансамблей Москвы, в частности усадьба князей Голициных и Троекуровых постройки XVII века.
Еще летом 1928 года археолог Н.И. Репников, занимавшийся раскопками в Эски-Кермене, недалеко от Бахчисарая, обнаружил следы большого поселения с остатками крепостной стены. Он предположил, что в VI–VIII вв. здесь был главный город крымских готов. Мнение о важной роли готов в раннесредневековой истории Европы вызвало интерес к находке за рубежом. Председатель Общества содействия германской науке Ф. Шмидт-Отт послал С.Ф. Платонову запрос о возможности совместной работы немецких и русских ученых по изучению готских древностей в Крыму[297]. Однако отдел научных учреждений при Совнаркоме СССР без каких-либо оснований запретил командировать в Берлин одного из сотрудников С.Ф. Платонова по Археографической комиссии, а официальное разрешение на участие немецких специалистов в раскопках пришло лишь спустя три месяца.
Огромная работа, которую вел С.Ф. Платонов, стала вызывать физическое переутомление. С весны 1929 года он исполнял обязанности Непременного секретаря Академии, летом в связи с отъездом в командировку вице-президента к ученому перешли разнообразные административно-хозяйственные обязанности. На небольшой срок управление Академии сосредоточилось в одних руках. Ученый переоценил свои возможности: каждый из постов был связан с немалой нагрузкой. В конце июля он серьезно заболел, а через месяц отправился на долечивание и отдых в Крым, где начинались археологические раскопки Эски- Кермена.
Официальные лозунги того времени призывали к наступлению на капиталистические элементы «по всему фронту». Знаменитое «Шахтинское дело» (1928) преподносилось в качестве урока, якобы свидетельствовавшего об объединении сил международной буржуазии и старой русской интеллигенции в борьбе против Советской власти. Началась проверка служащих всего государственного аппарата. В августе Наркомат рабоче-крестьянской инспекции приступил к «чистке» академических учреждений, причем основное внимание уделялось дореволюционной деятельности сотрудников. Списки предназначенных к увольнению пресса окрестила «парадом бывших». В основном «вычищали» гуманитариев, а главный удар наносился по подразделениям, которые возглавлял С.Ф. Платонов: Библиотеке Академии наук, Пушкинскому Дому, Археографической комиссии. Впрочем, ни одна газета не упомянула имени ученого. В конце лета правительственная комиссия прервала работу до второй половины октября.
В середине октября 1929 года несколько сотрудников Академии сообщили членам правительственной комиссии, что в Библиотеке Академии наук, Пушкинском Доме и Археографической комиссии «тайно» хранятся документы большого политического значения[298]. О находках сообщили в Москву, а председатель правительственной комиссии Ю.П. Фигатнер выступил с информацией в закрытой части Общего собрания Академии наук 30 октября. Среди найденных документов оказался запечатанный пакет с подлинниками актов отречения от престола императора Николая II и великого князя Михаила Александровича, бумаги Департамента полиции, Корпуса жандармов, Охранного отделения и другие.
Ю.П. Фигатнер обвинил С.Ф. Платонова в том, что вплоть до последнего времени тот позволял бывшему шефу жандармов В.Ф. Джунковскому работать с его личным архивом, который хранится в Пушкинском Доме. По требованию Ю.П. Фигатнера Общее собрание приняло заявление С.Ф. Платонова о сложении с себя обязанностей директора Пушкинского Дома[299]. Академику А.Е. Ферсману было поручено принять меры к всестороннему выяснению обстоятельств дела. В объяснительной записке С.Ф. Платонов рассказал о поступлении документов в академические учреждения. Их хранение там он обосновал постановлением Комиссии при ВЦИК по содействию работам АН СССР от 16 декабря 1926 года, согласно которому запрещалась передача кому бы то ни было архивных и музейных материалов из общесоюзных учреждений[300]. Это решение Президиум Академии рассматривал как обязательное правило, не допускавшее исключений. Ознакомившись с представленными документами, А.Е. Ферсман составил «Докладную записку по вопросу о хранении политических документов в АН». Его выводы сводились к тому, что Президиум не имел ясной картины о существующих фондах и не довел дело до конца. Вина С.Ф. Платонова, по его словам, сводилась к тому, что «вопрос был ошибочно поставлен в плоскость формальных взаимоотношений и споров с другими хранилищами, но не по существу хранившихся документов, их актуальности и важности». Учитывая постановление Совнаркома СССР, А.Е. Ферсман предложил С.Ф. Платонову уйти с занимаемых в Академии административных должностей. 8 ноября отставка была утверждена. Началась новая волна увольнений, которая затронула ближайших сотрудников и друзей С.Ф. Платонова. Обвинения в их адрес имели политический контекст. Состав правительственной комиссии также претерпел изменения: в нее вошли следователи Ленинградского ГПУ. С конца октября
