множится, когда закаляет себя войнами, когда раскрывает себе простор страшными ударами вокруг. Требовать у такой нации отказа от войны не только безумно, но и безнравственно. Нужно, напротив, позаботиться, чтобы в Германии никому и в голову не приходило стремиться к установлению или сохранению мира».
Конечно, можно было возразить, что все это только общие слова, ничего конкретного. Так, мрачный полет фантазии людей, у которых не все ладно сложилось в жизни. Но мы уже видели, что хватало и реальных шагов в милитаристском направлении.
Другое дело, что все были хороши. Везде находились завороженные читатели Ницше (в России одним из них был Максим Горький), у всех были друг к другу претензии.
Россия очень тяготилась неравноправным торговым договором с Германией, который та навязала ей во время русско-японской войны - при этом для убедительности слегка побрякивая оружием: как бы у вас, вдобавок к дальневосточным, не появились иные проблемы… Германский капитал массированно внедрялся в российскую экономику и вел себя по обыкновению бесцеремонно. А русским людям и без того хватало уже памяти о бироновщине, об управляющих из немцев при наших барах-крепостниках. Хватало актуального засилья фонов-баронов в административном аппарате и в армии. Поэтому не одному Николаю Гумилеву возможная грядущая война мыслилась как «священный долгожданный бой».
Франция страдала от непреходящей боли из-за ампутированных Эльзаса и Лотарингии. И она, и Англия боялись за свои колонии - а рост мощи германского военного флота тревожил. К тому же происходили вещи, не допускающие двоякой трактовки. Когда Франция получила протекторат над Марокко - туда сразу же заявился отряд немецких кораблей. Германия добилась монопольного подряда на строительство железной дороги в Месопотамии - а это, считай, сквозной путь для переброски войск от Берлина до Британской Индии.
Лоскутная Австро-Венгрия боялась, что ее могут разорвать на части, да и части хотели быть не лоскутами, а по крайней мере автономными Чехией, Хорватией, Словенией, Герцеговиной и прочими. Сходные проблемы, только еще более болезненные, были у обветшавшей Турции (для Стамбула особенно опасен был созревший арабский национализм).
Италия, объединившись, уже считала, что объединилась недостаточно - кое-какие границы нуждаются в пересмотре. И что она теперь по всем параметрам не хуже других - ей тоже полагается иметь колонии (Ливии, отнятой в 1912 г. у Османской империи, конечно же, было мало - тогда это было всего лишь море песка, а не нефтяной Клондайк). Еще одно свидетельство, что дух объединившихся - очень беспокойный дух.
Никто не собирался воевать - и все готовились к войне. Англия построила огромные боевые корабли нового поколения. Германия, Россия, Франция вдвое увеличили свои сухопутные армии и спешили перевооружить их. У Франции была своя специфическая проблема - демографическая. Очень медленный прирост населения - эхо наполеоновских войн, выкосивших сто лет назад цвет молодых мужчин. Если в Германии население с 1811 г. по 1913 г. увеличилось с 23 млн. до 65 млн., то во Франции - с 27,5 млн. всего до 40,7 млн. Поэтому от двухгодичной военной службы, введенной было в 1905 г., пришлось вернуться к трехгодичной.
Чтобы сделать эту меру популярной, надо было поднять патриотический настрой французов. Для чего по любому поводу устраивались впечатляющие военные парады и насаждался образ врага - «тевтонского варвара», стремящегося к завоеваниям и мировому господству.
Образ врага создавали повсюду, и не без успеха. Даже социалисты - хоть и осуждали милитаризм, но в кризисные дни, когда угроза войны стала реальностью - заговорили о безусловном долге защиты отечества. Во Франции исключением был только руководитель социалистической партии, основатель газеты «Юманите» Жан Жорес - он до последнего своего часа призывал народы одуматься. Жорес был убит националистом из «Аксьон франсез» 31 июля 1914 г. Германия объявит Франции войну через три дня.
Сгустком противоречий были Балканы. Там хотели быть «великими» Болгария и Сербия. Оттуда не хотела уходить Турция. Там имели конфликтные интересы еще и Австро-Венгрия, Россия, Греция, Румыния. И там всего лишь в полтора года уложились две кровопролитные Балканские войны, после которых полностью удовлетворенным не считал себя никто, а сильно урезанной оказалась Болгария.
Так что ничего удивительного, что последняя капля упала именно там: 28 июня 1914 г. в столице Боснии Сараево был убит вместе с супругой прибывший туда на маневры наследник австрийского престола, племянник престарелого императора Франца-Иосифа эрцгерцог Фердинанд (Босния и Герцеговина были оккупированы Австро-Венгрией по решению Берлинского конгресса в 1878 г., а в 1908 г. аннексированы ею). Убийцу схватили - это был член тайной сербской националистической организации Гаврила Принцип (в Боснии значительную часть населения составляют сербы).
Дело темное, поэтому версии можно строить замысловатые и увлекательные. Вот некоторая информация для размышления. Фердинанд был активным политиком, и он предполагал присоединить Сербию к сербо-хорватским провинциям Австро-Венгрии - Боснии и Кроации (Хорватии). Ради этого он намеревался превратить двуединую империю, объединяющую коронные владения австрийские и венгерские, в триединую - добавилось бы еще и южнославянское королевство.
Фердинанд всегда проводил линию на тесный союз с Германией. Незадолго до своей гибели он встречался в чешском замке Конопиште с кайзером Вильгельмом II и его адмиралом фон Тирпицем. Во время встречи обсуждались аспекты предстоящей большой войны, и в частности - вторжение австро- венгерских войск в Сербию. При этом знавшие эрцгерцога люди утверждали, что он испытывал к славянам симпатии.
Еще один интригующий момент. Хотя сам Фердинанд был наследником престола, но он состоял в морганатическом (неравном, ниже монаршего достоинства) браке с Софией Хоттек - герцогиней Гогенбергской - убитой вместе с ним молодой очаровательной женщиной, и дети его от этого брака династических прав не имели. Пользуясь этим обстоятельством, Вильгельм II внушал ему мысль о создании нового королевства на востоке - на захваченных у Российской империи землях по Днепру и в северном Причерноморье (если помните, когда-то ареал расселения готов).
Убийце эрцгерцогской четы Гавриле Принципу до гражданского совершеннолетия - 20 лет не хватало месяца, поэтому повесить его не могли. Суд ограничился 20 годами каторги. Умер молодой серб в тюрьме в апреле 1918 г. от туберкулеза - за полгода до окончания войны.
Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум, в котором потребовала: прекратить антиавстрийскую пропаганду, уволить со службы враждебно настроенных к империи чиновников, офицеров и учителей - по списку из Вены, и допустить к следственным действиям в связи с убийством на территории Сербии австрийских следователей.
По совету российского правительства, в ответном послании Сербия согласилась на все условия, кроме последнего - она предложила привлечь к расследованию гаагский международный суд. Но можно смело утверждать, что Австро-Венгрия в ответе и не нуждалась - она уже твердо решила воевать. Вена заявила, что не считает себя удовлетворенной (сославшись на спорный пункт) и 28 июля 1914 г. объявила Сербии войну.
Россия, которая не могла не встать на защиту братьев-славян, начала всеобщую мобилизацию. В ответ на это Германия 1 августа объявила войну ей, а 3 августа ее союзнице Франции.
Немецкие войска вступили на территорию нейтральной Бельгии, чтобы нанести оттуда удар по французам. Опасаясь вмешательства Англии, германское правительство вступило в переговоры с ее послом в Берлине, предложив, чтобы Британия осталась «владычицей морей» и колоний (Германия соглашалась сократить свою военно-морскую программу) и взяла бы себе еще что-нибудь, что понравится - а немцы сами решат свои проблемы на континенте. Английский дипломат заговорил о непозволительности вторжения в Бельгию, напомнив о международном договоре, обязывающем уважать ее нейтралитет. На что канцлер Бетман-Гольвег с досадой и жаром возразил: «Но ведь это - клочок бумаги!».
