Первый еретик. Падение в Хаос

Лоргар помолчал.

— Я уверен, что имя есть. Это личность, такая же сильная, как твоя. Но она дремлет. Я чувствую, как она распространяется внутри тебя. Ты поглощаешь ее каждой клеточкой своего тела, словно…

Лоргар опять замолчал. Аргел Тал частенько задумывайся, каково это — видеть всю жизнь на любом из множества уровней, даже на генетическом, видеть жизнь и смерть миллиардов едва различимых клеток. Все ли примархи обладают этой способностью? Или только его отец? Это оставалось для него загадкой.

— Прости, мой лорд, — обратился он к Лоргару. — Я буду держать глаза открытыми.

Дыхание Лоргара участилось. Ни один человек без аугментических устройств не заметил бы изменений в сердечном ритме примарха, но чувства Аргел Тала были сильнее человеческих во много раз. Больше того, теперь они превосходили даже чувства Астартес. Он мог слышать, как поскрипывает напряженный металл стен его каюты. Как дышат охранники за закрытой дверью. Как легко шуршат лапками насекомые в вентиляционном канале.

Эту чуткость он замечал и раньше — на борту «Песни Орфея», во время семимесячного странствия-дрейфа, когда они старались уйти от Ока. Ощущение появлялось несколько раз, но сильнее всего в тех случаях, когда он утолял смертельную жажду кровью своих братьев.

— Я вижу внутри тебя две души и борьбу между ними, а в твоих глазах — жестокость. И все же я не могу понять, — признался примарх, — проклятие это или благословение?

Аргел Тал усмехнулся, показав слишком много зубов. Это была не его улыбка.

— Разница между богами и демонами в большой степени зависит от того, на какой стороне ты находишься.

Лоргар записал и эти слова.

— Расскажи мне о последней ночи на Кадии, — сказал он. — После религиозных дебатов и племенных сборов. Мне не интересно слушать о научных исследованиях и ритуалах, проводимых в честь нашего прибытия. Архив флотилии разбух от свидетельств о том, что этот мир, как и многие другие, имеет веру, сходную со Старой Верой.

Аргел Тал провел языком по зубам. Улыбка на его лице все еще была чужой.

— Но ни один не был так близок.

— Верно. Ни один не был так близок, как Кадия.

— Что ты хочешь узнать, Лоргар?

Примарх помолчал, услышав, как с губ его сына сорвалось столь непочтительное обращение.

— Кто ты? — спросил он, не испытывая ни страха, ни тревоги, а лишь беспокойство.

— Мы. Я. Мы Аргел Тал. Я. Я Аргел Тал.

— Ты говоришь двумя голосами.

— Я Аргел Тал, — стиснув зубы, сказал капитан. — Спрашивай о чем угодно, мой лорд. Мне нечего скрывать.

— Последняя ночь на Кадии, — сказал Лоргар. — Ночь, когда Ингетель прошла освящение.

— Это языческое колдовство, — сказал Вендата.

— Я не верю в колдовство, — отозвался Аргел Тал. — И тебе не следовало бы верить.

Их голоса гулко раздавались в храмовом зале, который оказался не чем иным, как грубо вырубленным помещением в бесконечном лабиринте подземных пещер. На поверхности Кадии не было никаких строений, и Храм Ока выглядел куда менее величественным, чем можно было предположить по его названию. Под северной равниной, где легион произвел высадку, пещеры и подземные реки образовывали настоящую природную базилику.

— Этот мир — настоящий рай, — заметил Вендата. — Странно, что так много племен обитает на этих безжизненных пустошах.

Аргел Тал уже слышал это недовольное замечание.

Вендата в своей прямолинейной и непоколебимой мудрости просматривал орбитальные снимки не реже, чем сам капитан. На поверхности Кадии преобладали умеренные леса, обширные луга, океаны, обильно населенные живностью, и пахотные земли. И несмотря на это, в унылом уголке на безводных равнинах северного полушария влачили существование многочисленные кочевые племена.

Вместе с Аргел Талом и кустодием по каменным коридорам шагал и Ксафен. Устройство храма было таким, какого следовало ожидать от варварской цивилизации: на наклонных стенах виднелись следы от кирок и тому подобных инструментов, но тем не менее помещение было не лишено украшений. Все стены покрывали пиктограммы и иероглифы, чередующиеся с символами, сделанными углем рисунками и высеченными значками, ничего не значившими, с точки зрения Вендаты.

По правде говоря, ему было неприятно видеть перед собой бесконечное множество рисунков. Повсюду мелькали неровные зубчатые звезды и длинные мантры на непонятном языке, хотя структура написания явно указывала на стихи. Изображения Великого Ока, как кадианцы называли шторм над их миром, тоже попадались довольно часто.

На стенах, закрепленные через неравные промежутки, горели факелы из пучков веток, отчего каменные переходы местами заволакивало дымом. В общем, Вендате приходилось бывать и в более приятных местах. Будь проклят Аквилон, приказавший ему спуститься на поверхность.

— Если понимаешь их веру, нетрудно догадаться, почему они собираются здесь, — сказал капеллан.

— Вера — это выдумка, — фыркнул Вендата.

Аргел Тал ни разу в своей жизни не делал ставок: игра противоречила монашескому укладу жизни воинов легиона, поскольку свидетельствовала о жажде земных богатств, бессмысленных для любого солдата с чистым сердцем. Но он мог с уверенностью заключить пари, что самыми часто повторяемыми словами Вендаты были именно эти: «Вера — это выдумка».

— Для различных существ вера означает разные вещи, — сказал Аргел Тал.

Это была слабая попытка предотвратить спор, намечающийся между двумя его спутниками, но, как он и предполагал, она оказалась безуспешной.

— Вера — это выдумка, — повторил Вендата, но Ксафен, распаленный присутствием невольных слушателей, продолжал спорить:

— Люди пришли сюда именно из-за веры. И из-за веры храм стоит в этом месте. Здесь наблюдается благоприятное расположение звезд, и люди верят, что это помогает в проведении их ритуалов. Созвездия отмечают на небе обитель богов.

— Языческая магия, — бросил Вендата, начиная злиться.

— Тебе же известно, что Колхида до вступления в Империум была такой же, — не уступал Ксафен. — Эти ритуалы мало чем отличаются от тех, что проводили многие поколения до прихода Лоргара. Жители Колхиды всегда придавали большое значение звездам.

Вендата упрямо тряхнул головой:

— Капеллан, не стоит добавлять бессмысленные суеверия к списку уже имеющихся против тебя обвинений.

— Вен, только не сейчас. — Аргел Талу совсем не хотелось выслушивать очередной спор о природе человеческой психики и разлагающем воздействии религии. — Пожалуйста, не сейчас.

Если Аргел Тал за прошедшие три года немного сблизился с Кустодес, упражняясь с ними в тренировочных камерах, то Ксафен получал извращенное удовольствие, поддевая их при каждом удобном случае. Философские дискуссии почти всегда заканчивались тем, что Вендата или Аквилон покидали комнату, чтобы не ударить капеллана. Ксафен, в свою очередь, считал подобные моменты своими личными