недоразвитого подростка — дебила — и насмешливо, и жалостливо, и немного с презрением:
— «Хозяйство» нельзя сокрушить. Оно будет существовать вечно. Можно убрать, изъять одного-двух, да хоть двадцать!.. на их место поставят других. И ни на чуточку не замедлится, не изменится…
— Так все-таки какая цель?
— Будем считать, вы сами себе ответили. Месть за друга. И учтите — человек надо мной спас вам жизнь. Он убедил Хозяина, что надо сохранить вас — вреда нет, а польза может быть. Убедить Хозяина — рискованное дело.
— Хозяин… был другого… мнения?..
— Да, — после секундной заминки ответил собеседник.
— Так в этом причина? Он себя поставил под удар? И хочет упредить?
— Нет, я ответил на ваш вопрос. Месть за друга. Только месть.
— Хорошо. Спасибо… У вас еще должны быть материалы.
— Мелочь. По сравнению с убийством… Адреса. Северная Осетия, Тула, Орел… Производство импортной водки… у нас, на наших заводах. Подделка импорта, стопроцентный нелегал…
— Замечательно! — Борис с жадностью перенял бумагу. — Я догадывался. Я так и знал.
— Но на него вы не выйдете. Его как бы нет. Хитро устроено.
— Хитро. Но главное — взяться за ниточку.
— Заводы закроете… временно… Но ниточка никуда вас не приведет. Нету ниточки. Хоть всю прокуратуру на ноги поставьте и МВД и… Да они уже стоят — на других ногах только.
— Я знаю. И все же спасибо. Посмотрим.
— Мне пора.
— Как с вами?.. — Борис не закончил.
— Я сам вас найду, когда будет надобность… а может, никогда. Здесь, как видите, шутки нешуточные.
— Спасибо, — улыбнулся Борис. Он хотел спросить о фирме недвижимости, где одиноких стариков увозили неизвестно куда, и никто больше не слыхал о них. Но решил, что — бесполезно, и не стоит обнаружить свою осведомленность. — Вы обаятельный человек, совсем как будто…
— Что? Не похож на бандита?.. А почти никто не похож.
— Я не то хотел сказать…
Человек вдруг схватил его за рукав, с искаженным и побледневшим лицом, зловещим шепотом произнес:
— Повернитесь спиной!.. Скорее, умоляю!.. — Потом совсем еле слышно, приблизив губы к уху его: — Смотрим на верхний этаж того дома… Рассматриваем… Не поворачивайтесь… Разговариваем, обсуждаем, нам интересно… — Через минуту он отпустил руку Бориса, было заметно, как он обмяк, губы подрагивали: — Я пропал… это конец…
— Что случилось? — спросил Борис, озираясь по сторонам. Никого не было видно поблизости; вдалеке, метрах в пятидесяти, какой-то человек спускался вниз по переулку.
— Я погиб, — повторил шапочка. — За мной следили. Если он вас опознал — мне конец… Они всё поймут.
— Чем я могу помочь?
— Сам Господь Бог мне не поможет.
— А кто следил? Жаль, вы не дали мне его рассмотреть.
— Это был мой единственный шанс — чтобы он не увидел ваше лицо. Но я думаю, все, что ему нужно, он увидел. Сегодня же он доложит…
— Наша газета весьма влиятельна. Городские и общероссийские власти с нами в тесном общении. Хотите попробовать? Мы вас спрячем.
— Не-ет, бесполезно…
— Может быть, устроить сенсацию? Молниеносное разоблачение всей структуры со всеми ее проклятыми размахами… В этом ваше спасение…
— Ну, я пошел, — прервал его шапочка, не слушая, и на лице его появилось отсутствующее выражение, как если бы он пропускает мимо бред больного. — До свиданья.
Не прибавив более ни слова, он пустился в обратный путь тем же проходным двором.
— До свиданья, — сказал Борис ему в спину.
Крупные хлопья снега сыпали сверху на голову, на плечи, покрывали асфальт, скрадывая следы на нем.
Воздух имел запах родниковый и свежий.
Борис вдохнул глубоко, с наслаждением. О смерти не хотелось думать.
«Этой минутой живем — вчера прошло, завтра не наступило. Здоровый; дело подвигается; все целы невредимы — чего еще? Все хорошо!..»
Мелькнула мысль догнать собеседника и попросить держать в курсе дела — чем закончилась его история.
Но тот давно уже скрылся под аркой.
Борис вышел на Тверскую. Остановив такси, попросил отвезти в акционерное общество, торгующее недвижимостью. Вероятно, там ему могло повезти ухватиться за ниточку.
К Харетунову невозможно было подобраться. Но надо было пробовать, пытаться с разных сторон. Снова и снова пытаться, накапливая багаж, — и в конце концов где-нибудь должны были состыковаться разнородные события, совпасть, зафиксироваться в какой-то одной точке мотивы поступков в парламенте и в торговле, и в финансовой сфере. Сокрушив верхушку — а Борис верил в это, хорошо понимая последствия, — можно было надеяться на свидетельские показания и ускоренный распад «хозяйства», на худой конец, растаскивание его территории другими монстрами.
Что касается последствий, было ясно, расколотые обломки будут нести в себе угрозу не меньшую, чем целое.
Но до этого было еще далеко.
Поскольку Митя, молодой зять Бориса Лагутина, в свой первый день на работе был отдан на попечение этого крупного, необычайно жирного молодого человека, — они в дальнейшем продолжали приятельствовать.
Вместе иногда выходили в обеденный перерыв в кафе и совершали обход вокруг квартала, чтобы размяться: десять-одиннадцать часов сидения за компьютером вызывают желание переключиться на активное движение. Хотя обедать можно было, не покидая офис — сытно и по-домашнему вкусно.
— В гробу я их всех видал!.. Приволоку гранатомет и раздолбаю к такой матери!.. и не буду отвечать: я контуженный. У меня чеченский синдром — год под страхом, то ли чечены, то ли свой мудак в спину градом вошьет!.. — Он стремительно передвигался рядом с Митей по улице, шумно вдыхая воздух, живот его колыхался под короткой курточкой. — Я тебе не рассказывал, как я полгода в публичном доме на квартире вышибалой служил?.. Что ты… Полгода… Бабки шли такие — тебе не приснится. Шесть баб было. Я брезговал из их руки даже стакан взять. «Вова, тебе налить чаю? — Нет, нет! ору, я не хочу!.. Уже пил». Ну, зашибали они… особенно Любка такая была, пятьдесят лет: у нее форменный сдвиг психики — любила это дело. Муж у нее, сын; они не знали ничего. Она их содержала по высшему классу. Так вопила, когда трахалась, — что ты… я думаю, на всех этажах было слышно. Бывало, говорю: «Люба, ты бы как-нибудь без крика, молча… или потише…» — «А пошел ты!.. мне так самый кайф». Вот из-за нее, наверное, нас прикрыли. Суд был — заведение оформлено на меня и меня судили. Но хозяин честно со мной рассчитался, судебные издержки оплатил. Не обманул. Еще через время он на кого-то опять открыл, — те же бабы, все то же. Но я завязал. Больше не захотел. Пришел сюда. Оформляю покупки… Я на Таньке женюсь, ты не думай, я ее в обиду не дам. Только через меня за год четыре квартиры бортанули. Ну, чужих — сам Бог велел. А тут
