Дельвиг. А еще говорят…
Пущин. Кто говорит? Один Дельвиг Антон!
Дельвиг. Э-э… говорят еще, в Неву кит приплыл, его ищет полиция, чтобы арестовать и выяснить его личность…
Кюхельбекер. Полиция кита не увидит!
Пущин. Никогда! Во веки веков!
Александр. Она съест его!
Дельвиг. На нем уже, говорят, катаются верхом ребятишки, и солдаты кормят его сухими щами!
Александр
Василий Львович. Конечно, натурально! К нам всякая пакость плывет, бежит и едет. Порядочное к нам не прибывает, а киты, акулы, змеи, ехидны — сколько угодно, сколько угодно!
Александр. А ты видел кита?
Василий Львович. Зачем мне глядеть на всякое чудовище, на всякую гадость! Я избегаю сего зрелища!
Чаадаев. Здесь юность, она же есть лучшее яство для души…
Василий Львович. Для души! Ах так, — верно и справедливо… А ведь у каждой души, ниже ее, живот есть! Вот, батюшка, — я поэт, а рассудком здрав!
Александр
Захарий. Служил, Саша, — царю служил…
Александр. И что получилось?
Захарий. Да ни черта!.. А ты кому служил — Музам? Ну как они?
Александр. Они, Захарий, старушки!
Дельвиг. А еще, господа, говорят, что это…
Пущин. Подожди, Антон!
Дельвиг. Мне некогда… Говорят, звезда на землю летит — и нам всем гроб!
Кюхельбекер. Если не встрянет человеческий разум, нас поглотят роковые силы, — так полагали и Жан-Жак Руссо, и сам Бернарден де-сен-Пьер!
Василий Львович. Бернарден де-сен-Пьер? Ого! Серьезно!..
Пущин. Прекрасно! Звезда — молодец: сколь негодяев погубит!
Кюхельбекер. Однако ж и тебя, Жан, и меня!
Пущин. Да, тебя мне жаль, это напрасно…
Александр. А самого себя, Жан, а самого себя?
Пущин. Самого себя не жаль, Саша… Придется, пожалуй, жить с честью, и тогда все равно погибнешь. Ты знаешь!
Александр. А так не надо! Пусть гибнут одни негодные… Не грусти, Жан!
Василий Львович. Я поспешаю, я поспешаю!
Чаадаев. Куда, куда, Василий Львович?
Василий Львович. На месте, на месте… Я сочинил поэму о деяниях Петра… Я хочу вас ознакомить, господа, с новым своим сочинением, ведь здесь присутствуют поэты, мои земляки с Парнаса…
Кюхельбекер. И я прочитаю! И у меня есть поэма в кармане — и также о Петре.
Александр. Друзья, нам гроб!
Василий Львович. Ты что?
Александр. Нам гроб, — звезда падучая, лети на нас скорее!
Василий Львович
Чаадаев
Василий Львович. Сыграйте марш «На взятие Парижа».
Чаадаев. Не стоит… А вот — песню пастушка.
Александр. Захарий! Ты воин: когда же ты завоюешь нам вольность?
Захарий. Да когда хочешь, Саша, — хоть сейчас!
Александр. Ты шутишь со мной?
Захарий. Я люблю тебя, Саша…
Александр. Правду говоришь?
Захарий. Правду!
Александр. А почему вольности все нету и нету?
Захарий. За дело никто не брался. Надо было взяться как следует, взяться круто, по-солдатски, — и дело выйдет!
Александр. И один ты можешь взяться за дело?
Захарий. Могу! А другие после явятся.
Александр. Возьмись, Захарий!
Захарий. А зачем, Сашенька, зачем? Царем придется стать, а я не хочу!
Александр. Почему? Побудь царем, Захарий!
Захарий. Лишнее, лишнее, Саша! Я не хочу быть царем, я с вами хочу быть — запросто, весело, счастливо… Здесь и есть отрада жизни, а другой нету. Она в дружбе, Сашенька! А станешь царем — друзей не будет!
Захарий. А вольность я тебе добуду. Только ты не суйся — боже избавь! Для этого дела нужен наш браг!
Александр. А я и без тебя могу ее добыть!
Захарий. Ишь ты! Ах, милый мой… Я знаю, ты все можешь!
Дельвиг