Том 6. Дураки на периферии

Алеша. Лежи, Кузьма, лучше молча, раз я тебя устроил.

Мюд (со сна). Не буди меня, Кузя. У меня виден сон.

Щоев. Знаю, Кузьма, что нужно. Неохота, да приходится. Он, интервент, черт, никак ведь не понимает, что у нас идет строительство сознательных гигантов — резолюций. А хочет купить их за ничто. Нам весь Кузбасс дешевле и скорее обойдется, чем проработка нашего устава!.. Евсей!

Евсей (со сна). Э?

Щоев. Во сколько нам обошлось строительство нашего районного устава?

Евсей. Сейчас, Игнат Никанорович! Э-э, по исполнительной смете номер сорок восемь дробь одиннадцать — сорок тысяч с копейками, не считая затраты на живую силу собраний…

Щоев (Стерветсену). Ну вот видишь! А ты хочешь установку купить! Купи лучше директивку — по дешевке отгружу…

Стерветсен. А можно? Там есть ваш энтузиазм?

Щоев. Браком не торгуем! Ваша товарная буржуазия на нас не жалуется.

Стерветсен. А сколько вам нужно средств?

Щоев. Евсей!

Евсей (в дремоте). Э?

Щоев. За сколько мы с тобой сумеем директивку отпустить — со всеми нашими наценками?

Евсей. По тридцать семь рублей за штуку, Игнат Никанорович! Стоимость костюма среднего интеллигентного покроя…

Стерветсен. Костюмы у меня есть!..

Евсей. Давай!

Алеша (Евсею). С него не бери. Лучше я тебе свои штаны с рубашкой отдам!

Евсей. Сиди в своих портках. Твой материал не валютный.

Алеша. Я вас побью вручную, чертей!.. Товарищ хочет в нашу идею окунуться, а вы…

Евсей. А мы его раздеваем, чтоб он окунулся и обмылся!

Щоев. Алеша! Успокой свою психологию, здесь не частное заведение.

Стерветсен. Серен!

Серена. Ие?

Стерветсен. Где наш гардероб?

Серена. Сейчас, папа! (Поднимается и идет в угол, где два чемодана).

Евсей оперирует в чемоданах вместе с ней.

Алеша (Щоеву). Вы не идею, вы бюрократизм за деньги продаете — я партии скажу!

Щоев. Ты прав на все проценты. Пускай бюрократизм в буржуазию идет — пускай она почешется. (Задумчиво). Бюрократизм… Двинем его на капитализм — и фашистам конец. А то они нашего деревянного леса испугались, упрощенцы, черти! Пусть бы радовались, что мы им живую древесину отпускаем, а то наделаем из дерева бумагу, а из бумаги оформим душу — и пустим к ним ее: пускай тогда плачут…

Евсей тем временем сбросил с себя штаны и ватную куртку и переоделся в заграничный костюм.

Евсей (берет папку с бумагами, дает одну бумажку Стерветсену, открывает место в папке). Распишитесь в получении.

Стерветсен (расписывается и берет бумагу, потом читает) . «Циркулярно. О принципах самовозбуждения энтузиазма». Это мы любим. Отпустите еще нам вашего настроения.

Евсей. Можно, Игнат Никанорович, там кофта для твоей бабы есть…

Щоев. Возьми Евсей. Баба тоже существо.

Евсей вынимает из чемодана цветную кофту, швыряет ее на стол Щоева. Стерветсен снова расписывается и получает бумагу.

Стерветсен (читает). «Частичные примечания к уставу о культработе». Очень рад!

Щоев. Ну вот. Учись, чувствуй и станешь приличным классовым человеком.

Стерветсен. Спасибо.

Кузьма (привстав, вынимает изнутри себя бумажку, что дал ему кольцевой почтальон, и подает ее Стерветсену). На!

Стерветсен (беря документ). Благодарю вас…

Кузьма. Дай, ххад…

Стерветсен. Пожалуйста, прощу вас. (Подносит Кузьме открытый маленький чемодан).

Кузьма берет цветную жилетку, брюки и успокаивается.

Алеша (Щоеву). Отчего, товарищ Щоев, я гляжу на тебя, на всех почти людей, и у меня сердце болит?!

Щоев. Невыдержанное еще, вот и болит!

Кузьма. Покоя нету… Эклектики…

Щоев. Вот именно, Кузьма, что покоя нету… Я ночей не сплю, а мне говорят — у тебя темпов мало. Я нежности из надстройки хочу, а мне сообщают — радуйся сам по себе… Я скучаю, Кузьма!

Кузьма. В будущее рвутся… Х-хады…

Мюд шевелится и открывает глаза.

Щоев. Рвутся, Кузьма!.. О господи, господи, хоть бы ты был, что ли!

Евсей (роется в чемоданах). Тут еще есть добро, Игнат Никанорович! Может установочку продадим на валютный товар?..

Щоев. Продадим, Евсей… Мы ведь и без установки простоим. А свалимся, так будем лежа жить… Эх, хорошо бы лежа теперь пожить.

Алеша. Продавайте уж сразу всю надстройку! Нам не жалко — у нас вырастет душа из остатков!

Щоев. Ты прав, Алексей. А где ее взять — надстройку, чтобы по накладной одно место поучилось?

Алеша. Она вся в тебе целиком, товарищ Щоев! Ты же самый четкий человек в районе!.. А у нас надстройки нету — мы нижняя масса, ты сам говорил!

Щоев. Да пожалуй что!.. Я ведь все время чувствую что-то величайшее, только говорю не то.

Стерветсен. Нам и нужно ваше чувство!

Мюд. Алеша, продай Щоева, он сволочь социализма.

Алеша (тихо). Я давно все чую, Мюд. Лежи пока во сне.

Щоев. А то и правда, Евсей, — продать свою душу ради Эсесер?! Эх, погублю я себя для социализма — пускай он доволен будет, пускай меня малолетние помнят!.. Эх, Евсей, охота мне погибнуть — заплачет надо мною тогда весь международный пролетариат!.. Печальная музыка раздастся во всей Европе и в прочем мире… Съест ведь стерва-буржуазия душу пролетария за валюту!

Евсей. Съест, Игнат Никанорович, и энтузиазм украдет. А весь Эсесер останется без тебя круглой сиротой, и что нам тогда делать, кто нас возглавит без тебя!.. (Искажает лицо для плача, но слезы у него течь не могут, и он надевает в тоске пенсне из кармана заграничного костюма, в который уже оделся, из чемодана Стерветсена).

Щоев. Да, пожалуй, что ты прав, Евсей!.. Обдумай это и доложи впоследствии…