Том 6. Дураки на периферии

Алеша. Нечего обдумывать. Торгуйся подороже с буржуазией за все свое туловище, в котором дрожит твоя идеологическая душа!.. Или ты республику разлюбил, сволочь?!

Стерветсен (Щоеву). Ну, пожалуйста, я прошу… Если бы вы надстройка… психея радости… то я прошу воодушевить Европу всем сердцем вашей культуры. Едемте в наш свет!

Щоев. Возглавить вас, что ль?

Стерветсен. Вы сообщаете верно. Нам нужно ваше полное мероприятие культуры.

Серена испуганно, неразборчиво бормочет во сне по-французски.

Щоев. Пугается барышня чего-то!

Евсей. Установки нету, вот и боится. Классовое сознание разлагается…

Алеша. Поезжай, товарищ Щоев! Проси миллион!

Щоев. Я несколько дороже этой суммы. Как, Евсей?

Евсей. Я озадачился и все обдумал: Игнат Никанорыч, как наша возглавляющая надстройка, должен остаться в Эсесере, потому что Эсесер дороже всей прочей гнусной суши…

Щоев. Ты прав, Евсей!!

Алеша. Ехайте оба на другой свет — вы нам дешевле всех…

Евсей. Обожди, Алеша, перегибать… Я полагаю, что мы быстро найдем подходящую идейную личность среди наших пайщиков. Пусть она поедет в фашизм и даст ему надлежащее настроенье. Нам это пустяки — им хочется одного духа, а он — ничто. Нам его девать некуда — нам нужен один материализм!

Щоев. Опорных, что ль, отпустить?

Евсей. Петьку-то? Он дурак, он нам самим дорог…

Щоев. Ну, Годовалова.

Евсей. Невыдержанный человек. Все время рад чему-то.

Щоев. Может — бабу?

Евсей. Цену снизят, Игнат Никанорович.

Серена (во сне). Ах, папа, папа, я так люблю советского Алешу и не могу проснуться от нашей грусти.

Стерветсен. Спи, наша девочка!

Серена. Но папа, это бывает так же редко, как жизнь, — один раз.

Евсей. Ну, нашла себе дура установку!

Щоев. Ну кого же с духовным грузом-то послать?

Кузьма. Тихий разумный элемент…

Щоев (на Кузьму). Он мыслит, почти как я. Пошлем тихий разумный элемент.

Евсей. Ложитесь пока отдыхать, Игнат Никанорыч. А завтра мы соберем пайщиков и назначим торги на лучшую идеологичность. И пошлем какой-нибудь некий элемент!

Щоев. Ты умен, Евсей! До свиданья, господин буржуазный ученый. Прощай, Кузьма!

Кузьма. Спи, актив!..

Щоев. Кузьма, ты живой, что ли?

Кузьма. Да. Почти что… как ты…

Мюд. Алеша, я вижу во сне одних буржуев и подкулачников. Только мы с тобой — нет!

Алеша. Бей их, Мюд, и во сне!.. Где они?!

Евсей. Граждане, прошу спокойно. Здесь идет социалистическое строительство. Дайте мне возможность запродать профессору наши установки!..

Мюд (сталкивая Кузьму на пол). Иди от меня, оппортун! Ты за них стоишь!

Кузьма брякается на пол. В районе бьют часы.

Акт третий

Картина шестая

То же самое учреждение, но опустелое, лишенное механических устройств. Идет собрание пайщиков. Присутствуют все люди, которые были на балу кушаний, плюс еще человек десять разных личностей. Трибуна. На трибуне Щоев и Евсей. Они, как и Опорных, Годовалов, Клокотов, — в заграничных костюмах; Щоев, кроме того, в роговых очках. Евсей в пенсне. Кузьма — в заграничной жилетке, в брюках — вид совершенно человеческий. Наоборот, Стерветсен и Серена одеты теперь совсем плохо: профессор в пиджак-кацавейку желто-тифозного цвета, в ватные штаны ополченческого образца, в картуз; его дочь — в ситцевый кухарочный капот, на голове ее — уездный полушалок. К моменту начала этого действия собрание уже давно идет. Шум.

Щоев (курит сигару; задумчиво, в наставшей вдруг тишине) . Никого нету. Все выдержаны, у всех внутри бушует что-то светлое, а всё — явно недостаточно. Петя, как у тебя дело с душой?

Опорных. Да всё, Игнат Никанорыч, — как-то ее? — прилично. И еще… эт-та… мне хорошо!

Щоев. А ты что полагаешь, Годовалов?

Годовалов. А я же рад, Игнат Никанорыч, я не понимаю.

Евсей. Может, девчонку Мюд отослать?

Щоев. И то, Евсей. Девчонка!! Ты как настроена?

Мюд. Я определенно против.

Щоев. Чего — против?

Мюд. Против тебя. Ты потому что сволочь, аллилуйщик, право-левый элемент, ты замучил всю местную массу, у тебя тары нету, ты гад бедного класса, ты вот что такое!.. Алеша, мне скучно здесь, я вся плачу… Идем отсюда в социализм!

Алеша. Погоди, Мюд. Я еще зажгу в них энтузиазм! Или — потушу их навеки!

Мюд. Лучше потуши их навеки. А то я слышу по ночам, как гремят вдалеке молотки и колеса, и еще гвозди! У меня так тогда сердце болит, Алеша, что мы с тобой не там!.. Я хочу ударничества, Алеша, и чтоб было скучно от трудности!

Кузьма. Голосуй единогласно… Внедряй!..

Щоев. Нечего, Кузьма. Не пришли еще к мнению…

Годовалов. Игнат Никанорыч, ты Евсея Ивановича продай буржуазии — дюже дорог человек!

Евсей. Вася! Молчи, пока я тебя не переизбрал!

Первая служащая. Игнат Никанорович! Меня командируйте… Я в культэстафете была, во мне ведь давно скрывается роскошное обаяние духа — только я не говорила!.. Я безумно люблю соревнование с Европой!..

Щоев (задумчиво). Эх, женщины, женщины, отчего вы толстые снизу, а не сверху?! Евсей, думай же что-нибудь ради бога — ты видишь: я томлюсь.