Мешков. Горячий, Владимир Петрович, он сгорит.
Жмяков. Так как же быть-то?
Мешков. Неизвестно, Владимир Петрович… Может, среднее что-нибудь есть?
Жмяков. При большевизме я среднего ничего не видал.
Мешков. И я тоже, Владимир Петрович. Все одно большое только.
Телефон (громко, резко). Включай!..
Жмяков и Мешков (в испуге). Сейчас!! (Делают манипуляции с автоматами; стрелки на главных циферблатах восходят до предела. Все контрольные лампы делаются красными и начинают пульсировать светом с высшей частотой) .
Телефон (басом, громко). Взяли!!
Слышно через телефон, как загудели моторы и пошли станки.
Мешков нерешительно опять выключает автоматы; стрелки падают, лампы перестают мигать, некоторые становятся желтыми, синими.
Жмяков. Что вы делаете?
Мешков. Выключил опять три цеха. За это самое большее нам с вами общественный позор, а за генератор, если сожжем, нам будет лет десять… У меня, Владимир Петрович, перечень есть: сколько за что полагается. (Вынимает бумагу и предъявляет ее Жмякову) . Поинтересуйтесь!
Телефон (басом, громко). Эй, опять току нету! Вы что, работаете или боитесь? Вы кто?
Жмяков (читает бумагу Мешкова). До пяти лет изоляции. Да, это дивная пора.
Телефон. Давай току, я отвечаю!
Входит Крашенина.
Крашенина (тихо). Так нельзя, товарищи. Надо скорее вытягивать завод — социализм нас ждать не будет. (Становится за пульт).
Жмяков. Мы боимся рисковать генератором, товарищ Крашенина. Можно сжечь обмотку.
Крашенина (тихо и просто). Хорошо. Но если вы останавливаете заводы, срываете планы — вы рискуете не генератором, а всей страной.
Пешков (нерешительно). Обмотка сгорит… Нам страшно тянуть завод на перегреве.
Крашенина (тихо). Пусть. Я сожгу обмотку — я и чинить ее буду день и ночь. (Производит включение автоматов: пульсирование красных ламп, движение стрелок главных циферблатов).
Жмяков и Мешков стоят в стороне. Мешков берет за руку Жмякова, и так находятся оба неподвижно.
Рычит одна из лежащих трубок телефонов. Крашенина берет ее.
Крашенина. Я слушаю… Сколько вам нужно?.. Тысячу киловатт?.. Что у вас?.. Лесопилку пускаете? Это хорошо… Я вам сейчас включу. (Кладет трубку. Включает: бешеное пульсирование ламп).
Жмяков (в ужасе). Это безумие. Девочка сожжет сейчас силовую.
Мешков. Хорошо, что не мы… Ведь пять лет по перечню.
Жмяков. Капут будет девочке. Немножко жаль.
Крашенина (берет телефон). Генератор, пожалуйста… Генератор?.. Я — пульт, инженер Крашенина… Кто это?.. Товарищи, вы чувствуете генератор?.. Как работает обмотка? (Пауза. В сдержанном волнении). Запах появился?! (Вешает трубку, оглядывает помещение отвлеченными глазами, не замечая двух инженеров. Тихо) . Горит генератор, товарищи, и нет никого.
Входит Абраментов.
Абраментов. Здравствуйте. Почему так много здесь технических сил? (Крашениной). Почему долгий пик?
Крашенина (невнимательно). Завод выходит из прорыва… Сто ударных бригад… Тлеет изоляция — есть ли выход, товарищ Абраментов?
Абраментов (остро оглядывает пульт). Нет выхода. Выключайте перегрузку. Сбрасывайте перегрев. Машины ведь нейтральны в классовой борьбе — генератор сейчас сгорит.
Входит Пужаков, на бедре у него мешок с инструментами.
Крашенина (невнимательно). За кого, вы говорите, машины?
Пужаков (сразу). За нас, Ольга Михайловна, — мы их заставим сочувствовать… На третьем крану лебедка не работает — мы никак не сообразим, пойдемте скорее. Час думали без вас, да, наверно, алгебры не знаем.
Крашенина (не слушая). Пужаков, генератор горит… (Раздраженно). Разве можно сейчас думать по целому часу?
Пужаков (остро). Как? Генератор горяч?! Сейчас соображу!.. (Соображает). Обливать корпус водой — поставить ребят. Сам стану! Но — осторожно, внутрь не заливать! Враз, — сейчас!! (Ко всем). По любому делу соображу, только по своему — нет… Не сгорит!! Протянуть шлангу! Бузовать беспрерывно!.. Пойду для четкости сам. (Быстро уходит).
Краткая пауза.
Абраментов. Машины мертвы, к сожалению, Ольга Михайловна.
Крашенина. Когда они в мертвых руках, инженер Абраментов.
Абраментов (вспыхивает от обиды). Ленин не советовал зазнаваться, коллега. А генератор — не большевик.
Крашенина. Я не зазнаюсь, но и полюбить вас никого не могу.
Абраментов. Посмотрим.
Крашенина. Буду рада заплакать о вас.
Абраментов. Постараемся.
Крашенина. Зачем же для меня стараться? Вы инженер или кавалер?
Абраментов. Как вам не стыдно? Ведь я понимаю все. Я учился науке рабочего класса в тюрьме, я там пролежал много ночей с открытыми глазами. Я прожил жизнь в одиночестве, но умру в тесноте вашего класса.
Крашенина. Зачем же вам умирать, Абраментов? Плохо вы знаете науку рабочего класса. Зачем ему ваша смерть? Ему нужно, чтобы вы стали товарищем пролетариата.
Красные лампы мигают все более спокойно. Раздается нежная негромкая музыка, она приближается и постепенно смолкает; входит почтальон с громадной, набитой сумкой на животе, точно в сумке лежит сундучок или шарманка.
Мешков (про себя). Ну куда ж тут мне жить на этом свете?
Жмяков. Да, героически и скучновато… Где мы теперь, кто нам сжимает пальцы?..
Почтальон (разобравшись в сумке). Обождите-ка вы все. Кто тут будет инженер… Крашенинова какая-то и еще Жмяков. Ве Пе. Кто это такой — вы или нет? Отвечайте последовательно!
Жмяков. Мы. Давай сюда.
Почтальон. Нате вам депешу — одну на двоих, а в другой раз я вам носить ничего
