хаживают не только ради газет, а чтобы обменяться новостями. Часто вижу здесь Сергея из инструментального. Любит в энциклопедиях копаться. Когда дружки в шутку спрашивают, до какого слова он уже дошел, отвечает как бы на полном серьезе: «Дошел до „абсурда“. Каламбур с подтекстом. Ведь названное слово, как известно, стоит на первой странице. Последнее время Сергей запоем читает многотомник Брокгауза и Ефрона.
Приохотился хаживать в читалку и термист Алексей Иванович. Человек он, как говорится, «с биографией». Когда-то, по служебной разнарядке, включили его в состав делегации Верховного Совета СССР аж в Японию. Не ради ритуального восхождения на Фудзияму и любования восточными диковинками. Согласно международной программы, рабочий с «Шарика» был приглашен на заседание Токийской комиссии межпарламентского союза. Редкий случай.
Обсуждение шло протокольно, чопорно, как и подобает на такого рода симпозиумах. Многие откровенно скучали, без утайки позевывали. Но вот на просцениум поднялся рослый, цветущий тяжелоатлет. Ему бы в руки штангу с «блинами» кило на триста, а у него под мышкой была зажата тонюсенькая папочка. Да и ту так и не удосужился раскрыть. С ходу, без бумажки повел оратор речь об уроках Второй мировой войны. И к 20-ти миллионам погибших причислил поименно своих родных и близких: отца родного, старших братьев, сестрицу, дядьев. Всего семнадцать душ.
«А с чего все то началось, помните? — адресовался термист с ГПЗ к присутствующим. И сам ответил: — С пропаганды насилия и расовой вражды». Зал замер, насторожился. К чему русский клонит? Чего хочет?
Алексей не стал интриговать публику. Сделав глубокий вдох, внес он в резолюцию конференции лично от себя поправку: о полном запрещении пропаганды войны во всех средствах массовой информации, по-теперешнему СМИ. Не всем формулировочка была по душе. Завопили как резаные инакомыслящие: «Запрещать ничего нельзя! Это противоречит принципам демократии!»
По простоте душевной, термист с Шарикоподшипниковской улицы кинул встречный вопрос: «Свобода печати — для кого? Для поджигателей войны. И об этом пекутся наследники жертв Хиросимы и Нагасаки». Дебаты на том сразу же кончились. Победу одержали воинственные пацифисты.
Такой вот имел место исторический эпизод, к которому, по воле судьбы, Алексей Иванович был причастен.
По русскому обычаю, где двое, жди третьего. Минут через пяток к компании подключился Семен Петрович. Тоже слесарь и тоже непростой — наладчик с сепараторного участка ЦКБ. Само по себе это о многом говорит, но не все. Семен Петрович входит в десятку лучших заводских рыболовов. Кроме того, известен как непревзойденный мастер по мормышкам. Вот уж точно им подходит словцо «клевые». У Петровича большая коллекция ювелирных поделок для подледного лова. В ней несколько сот уникальных образцов, на любые рыбьи капризы и прихоти.
Даже если в читалке все свои, все равно разговаривают вполголоса. В тот день обсуждали новости с Краснопресненской набережной, где состоялось торжественное открытие международного Автосалона и где ГПЗ был широко представлен. Многотысячный коллектив «Шарика» по праву входит в великое сообщество машиностроителей, со всеми вытекающими обязательствами перед обществом. Вслух об этом, понятно, не молвится, однако оное подразумевается.
— Привет рабочему классу! — обычное приветствие Петровича.
В ответ один кивнул, другой сделал жест ладонью. Слесарь грузно плюхнулся на стул, походя прихватив с соседнего стола заводскую многотиражку. С первой страницы бросился в глаза большой фоторепортаж с московского Автосалона.
— А я там был вчера, — сказал Петрович и для пущей убедительности хлопнул ладонью по газете.
— Ну и как, красиво?
— Блеск. Народища, как на Сорочинской ярмарке.
— Ярмарка и есть натуральная, — подключился к разговору Сергей-энциклопедист.
— Бегают, шушукаются, высматривают, заключают деловые, как это, контакты.
— Контракты, — поправил Сергей.
— Ну да, и контракты тоже.
— И какие же ты завязал контакты-контракты?
Петрович достал бумажник. Неспеша извлек голубенький квиток. Протянул небрежно Алексею Ивановичу.
— Вижу, визитная карточка иностранца.
— Мой знакомый, сеньор Пичардино. Из города Турина.
— И что из этого следует?
— Тут, братва, такая история, на целый роман.
И вполголоса рассказал повесть о большой любви. Современный вариант «Ромео и Джульетты».
Они встретились на стройплощадке будущего завода шарикоподшипников. Ромео, слесарь- монтажник, прибыл в Москву по найму из Италии. Бригадир маляров Ульяна жила неподалеку, в Марьиной Роще. Была пятисотницей, то есть выполняла сменные задания не меньше как на пятьсот процентов. К тому же красива была, словно ангел небесный.
Любовь оказалась взаимной и, к общей радости, увенчалась яркой комсомольской свадьбой. Можно сказать, полный «хеппи энд»! Счастливый финал для слащавого мюзикла. Однако жизнь замесила сюжетец еще тот.
Через полгода истек контракт Ромео. Домой же, в Верону, отправился он не один, со своей лучезарной Джульеттой. Так, на итальянский манер трансформировалось имя Ульяны. Ульяна — Уля — Джуля. Надо сказать, московской девчонке имя Джульетта подходило даже больше, чем первонареченное.
Но жизнь, сказал поэт, нелепа и капризна. В Европе разразилась великая война. Муссолини, за компанию с Гитлером, пошел походом на восток. С точки зрения Ромео, это было «безумное безумие». Потому с Джульеттой они решили: Ромео воевать с Россией не будет. Не дождавшись повестки о мобилизации, гордый веронец ушел в горы, к сербам, ибо ненавидел фашистов любого окраса. Почти два года пробыл в отряде Сопротивления. Домой возвратился в сорок четвертом, после того, как «дуче сдал дела». Спустя пять лет пришел из советского плена младший брат Тулио. Старшего, Лионелло, так и не дождались. Его кости тлеют в братской могиле на Тихом Дону под Лисками.
Ренато был любимым внучком Джульетты. В него сообща вложили большие деньги, выучили на инженера. Из парня вышел классный спец по автомобилям. И место нашлось подходящее, в конструкторском бюро фирмы «Фиат». Оправдал лучшие надежды родителей. Особенно бабушки, которая к тому времени овдовела. Душу россиянки год от года все сильней будоражило воспоминание о далекой Москве, о заводе шарикоподшипников, где чудесным образом зародилась ее любовь.
— Ты привези мне, внучек, с родины горсточку земли, — сорвалось однажды с губ заветное желание.
Ренато пообещал. Однако все как-то не было пути в Московию. Так и не дождалась бабушка Джульетта желаемого. Ушла в мир иной, записав, между прочим, в завещании особый пункт: «Пусть кто- нибудь привезет на мою могилу горсть земли с любимой Марьиной Рощи». Что и было исполнено. Правда, от той Марьиной Рощи одно только название осталось.
Внука с годами любопытство разобрало. Своими глазами хотелось взглянуть на «Шарик», к сотворению которого были причастны его близкие предки.
Это была не деловая, а частная поездка в Россию. Пичардино чудом занесло на Красную Пресню. Бросилась в глаза уличная реклама: москвичей и гостей столицы приглашает к себе в гости Автосалон.
Возле стенда ГПЗ-1 Ренато познакомился с обаятельным и деловым Семеном Петровичем. Оказалось, что и его родители тоже участвовали, как он выразился, в «строительстве своего завода».
Языки у них развязались.
— Дедушка Ромео часто и очень много рассказывал о делах на «Шарике», — на хорошем русском говорил господин из Турина. — Еще дедушка повторял, что на стройке был царил особый атмосфер. Это, говорил он, был бешеный азарт, чтобы догнать, еще почетнее — перегнать друг друга.
— По-русски называется со-рев-но-ва-ние, — слогами передал Петрович итальяшке уже вышедшее
