— Помочь мне хочешь? Тогда складывай лучину ровнее в поленницу, потом мы положим ее сушить в духовку. Я тебе покажу, как надо складывать.
Дедушка сделал из лучинок квадрат наподобие рамки, концы лучины заходили друг на друга.
— Вот так и будешь класть одну на другую, понял?
— Эдак я, дедушка, сделаю. Это вовсе и нетрудно.
Бобеш принялся укладывать лучину, как его научил дедушка, и вскоре увлекся своим занятием.
— Смотри-ка, дедушка, — воскликнул он, — получается печная труба!
— Вот-вот, а ты будешь трубочистом, — смеялся дедушка.
— Нет, дедушка, лучше это будет не труба, а знаешь что? Башня. И знаешь какая? Башня в замке. Покажи мне, дедушка, как строить замок, а?
— Этого я, милок, не смогу.
— Сможешь — ты ведь больше меня и старее.
— Замки, Бобеш, из лучин не бывают, они из камня и кирпича.
— Ну и что же, а мы понарошку будем думать, что это камни и кирпичи.
— Нет, знаешь, я понарошку думать не могу. Я вот по правде думаю, какой ты у нас дотошный парень.
— А почему?
— Потому.
— Ну почему — потому?
— Да потому, что кабы бабушка не бабушка, так была бы она дедушкой.
— Э-э, что ты сказал?
— Нет, ничего. Ты только и знаешь, что обо всем спрашиваешь и хочешь невозможного.
— Ну ладно, дедушка, я, коли так, буду сам строить замок!
— Вот видишь, сам умеешь, так и строй, а я буду лучину щепать. Только не донимай меня, ладно?
— Нет, не буду, и ты, дедушка, тоже не донимай меня.
— Ах ты прохвост!
— Что такое «прохвост»?
— Так ты опять пристаешь ко мне?
— Я не пристаю, дедушка, но ты говоришь «прохвост». Я ведь не знаю, что это такое.
— Хватит, Бобеш, не надоедай, а то погоню отсюда. Играй молчком.
— А ты мне когда-нибудь скажешь? Когда я побольше буду.
— Ладно, скажу, только молчи.
— Молчу, молчу, дедушка!
Бобеш отстроил башню, крепостные стены, возвел целый замок из лучины. Башня получилась очень высокой, по грудь Бобешу, когда он померился с ней. Теперь надо было поселить в замок рыцарей и принцессу. Оловянный солдатик будет рыцарем и кукленок тоже, а вот принцессы нет.
Бобеш задумался, где бы раздобыть ее. Взять в принцессы чурочку или поленце ему не хотелось.
Он окинул глазами комнату и увидел под печкой Мисю. Ура, Мися будет принцессой! Бобеш залез под печку и вытащил оттуда спящую Мисю. Мися, конечно, совсем не радовалась тому, что ее разбудили и тащат из теплой норки.
— Пойдем, Мися, пойдем! Ты теперь принцесса Маргаритка, тебе надо в замок! Принцы уже там. Не упирайся, идем, а то шкуру спущу! Так-то ты слушаешься своего престарелого отца? — воскликнул разгневанный Бобеш, совсем как старый король из сказки про непослушную принцессу Маргаритку, которая не хотела выходить замуж за безобразного принца. — Ну вот что: если ты меня не послушаешься, я прикажу запереть тебя в башню. Там будешь горе горевать.
Довольный своей выдумкой, Бобеш крикнул дедушке:
— Знаешь, дедушка, непослушная принцесса Маргаритка в наказание будет горе горевать!
— Не мучь кошку, Бобеш, пусти ее!
— Нет, дедушка, она должна горе горевать, потому что не слушалась своего престарелого отца!
Бобеш хотел посадить Мисю на высокую башню, но Мися уперлась в нее лапами с такой силой, что башня закачалась и рухнула. Шум падающей лучины испугал ее, она прыгнула прямо на голову Бобешу, оттуда на печку и с печки поглядывала на разоренную башню и на Бобеша. Бобеш потирал голову: Мися таки успела царапнуть ее своими острыми коготками.
— Мама, меня кошка оцарапала! — захныкал он.
— И поделом тебе! Не трогай!
— Ну погоди ты у меня, кошатина! — разозлился на Мисю Бобеш. — Я тебе задам!
Он схватил пригоршню лучинок и запустил ими в кошку. Но ни одна лучинка не попала в Мисю — они рассыпались на лету и угодили прямо на голову дедушке.
— Ах ты, негодный! Опять ты мне покою не даешь? — закричал дедушка.
— Дедушка, я же не в тебя бросал, а в кошку метил.
— Вот я тебя! — сказал дедушка, схватил Бобеша, перегнул через колено и побил лучиной. Больше, конечно, для виду, чем всерьез.
— А знаешь, дедушка, мне и не больно было!
— Твое счастье. Если натворишь еще что-нибудь, тогда, брат, не скажешь, что не больно.
Бобеш превратил разрушенный замок в поезд, разложил лучину по всему полу, сам встал впереди, пятился на лучинки — и они отодвигались. Это и был поезд, а сам Бобеш изображал паровоз и пыхтел:
— Пфф-пфф! Пфф-пфф! — А когда паровоз останавливался, то шипел: — Пш-ш, пш-ш, пш-ш!..
Постой, Бобеш, — заметил дедушка. — А знаешь, как паровоз делает?
— Как, дедушка?
— Когда едет, кричит: «Сахар-кофе, сахар-кофе», — все быстрее и быстрее, а как замедляет ход, то потихоньку выговаривает: «Сахар-кофе, сахар-кофе». Когда подъезжает к станции, дает людям знать о том, что уже близко, и кричит: «Приехали, приехали!»
Это привело Бобеша в восторг, и вскоре в комнате только и слышалось:
— Сахар-кофе, сахар-кофе! Приехали, приехали!
Потом Бобеш превращался в кондуктора и кричал:
— Входите! Выходите! Готов! И снова начиналось:
— Сахар-кофе, сахар-кофе! Приехали, приехали, приехали!
— Дедушка опять надоумил его на свою голову, — сказала мать. — Теперь наверняка оглохнем.
— И то сказать, дедушка иной раз глупее Бобеша, — вставила бабушка.
— Это правда, дедушка? — оживился Бобеш.
— Играй себе и не слушай бабушку — она нас с тобой не понимает.
Когда Бобешу наскучил поезд, он превратил лучинки в солдат, и в комнате разыгралась жаркая битва. Часть лучинок Бобеш разложил в два ряда, один против другого, и начал метать в них остальные лучинки. Это были пушечные ядра, они так и косили войска.
— Дедушка, гляди, сколько я солдат побил!
— Ну, видишь, какой ты герой!
— А кто такой герой, дедушка?
— Это, знаешь… ну, как бы тебе половчее объяснить? Положим, повздорил ты с мальчишкой лесничего. Он тебе дал затрещину, ты ему — сдачи, и тут на подмогу тому мальчишке прибежали ребята. Но ты не удрал, а стал с ними драться. Даже если они тебя и осилили и отлупцевали как следует, ты все равно герой, Бобеш, потому что не струсил, предпочел лучше битым быть, только не бежать.
— Таким героем я уже был, дедушка, только недолго. Потом я убежал от ребят в усадьбу. Это в тот раз, дедушка, когда я к старосте ходил, помнишь?.. Дедушка, а ты на войне тоже был героем?
— Опять ты, Бобеш, глупые вопросы задаешь?
— Не глупые, дедушка. Ты ведь был на войне. Сам же мне рассказывал, как тебя в живот ранило.
— В таких делах ты, милок, еще не смыслишь, потому и не спрашивай. Ничего хорошего в этом нет.
— Почему?
