— Говори.
— Наверное, их так много потому, что они задаром.
— Как так?
— Знаешь, мама, сколько раз я уж замечал: что бесплатно — того много, а что за деньги — мало.
— Что такое ты говоришь?
— Ну посуди сама: куры, гуси или коровы — это все за деньги, и поэтому у нас, например, их нет. Ничего. А мух, жуков или птиц — их везде много. Это потому, что они задаром.
— Ну ты и мудрец!
— А что, если бы и гуси были задаром! Шел бы себе по улице гусь, ты бы его схватила — и прямо на сковородку!
— Замолчи, прошу тебя. Опять я из-за тебя рас… Через неделю каникулы. Ты как, перейдешь в следующий класс?
— Перейду. У меня же всегда были хорошие отметки.
— Где это дедушка запропастился?
— А куда он пошел?
— За грибами.
— А бабушка?
— И бабушка с ним.
— Так они где-нибудь по дороге ругаются.
— Перестань, Бобеш! Так о взрослых не говорят.
— Я знаю… Всегда, когда бабушка остается с дедушкой одна, она дедушке что-нибудь скажет такое…
— Бобеш, о чем ты говоришь?
— Но это же правда.
— Правда-то, правда, но ты не должен так о дедушке с бабушкой говорить.
— Если бы ты знала, как мальчишки говорят даже об отце с матерью! Вот бы ты послушала!
— Ну что ж, бери с них пример. Может, и я когда-нибудь дождусь таких прекрасных слов.
— Что ты, мама, я никогда так не буду!
— Ну, уж я не знаю…
— Честное слово, мама. Если бы ты даже меня отколотила.
— Тебя никогда еще зря не били.
— А учитель нас вообще не бьет.
— Напрасно.
— Нет, не напрасно. Дети его все равно боятся. А директор — тот иногда может отвесить оплеуху.
— Господин директор постарше.
— Старые люди больше сердятся, да?
— Почему ты так думаешь?
— Ну, посмотри на нашу бабушку. Она всегда сердится и любит меня шлепать.
— А ты ее не серди.
— А она пусть не сердится. Ты иногда ничего и не заметишь, а она все свое: не кричи, не скачи, не говори глупостей!
— Старые люди много на своем веку пережили, поэтому они такие измученные. Не любят шума и особенно сердятся, когда молодые плохо себя ведут.
— Пусть тогда живут отдельно.
— Конечно, хорошо жить отдельно. Только бедным людям это невозможно.
— А вот дедушка — он лучше.
— Ты перестанешь или нет?
Однако прошла всего лишь минута, и Бобеш заговорил снова:
— Мама, а когда ты постареешь, будешь такая же, как бабушка?
— Конечно.
— Не надо!
— А отец будет похож на дедушку. И ты, когда постареешь, тоже будешь похож на дедушку.
— Не могу себе этого представить!
— Так не представляй и сиди тихо.
— Мама, а давно ты была невестой?
— О чем это ты опять говоришь? Где ты набрался этих слов? Как начал ты, Бобеш, водиться со взрослыми ребятами, так и несешь в дом всякую чепуху!
— Мама, но какая же это чепуха?
— Чепуха не чепуха, но дети об этом не рассуждают.
— А почему не рассуждают?
— Потому.
— Ведь я тоже буду женихом.
— Ну, до этого еще далеко. Еще успеешь. Откуда ты это, Бобеш, взял?
— Мы так играли.
И Бобеш стал рассказывать матери, как играл он с Гонзиком и Марушкой.
— Твой Гонзик тоже озорник… Бобеш, открой-ка окно, у нас душно.
Бобеш пошел открыть окно.
— Ты знаешь, мама… сегодня на улице совсем тепло.
— Открой тогда еще и двери. Здесь такой тяжелый воздух! Пусть комната получше проветрится, И отойди от окна, а то сквозняк.
— А что это — вредно?
— Да, может заболеть голова.
— Мама, ты чувствуешь?
— Что?
— Как пахнет из окна.
— А чем пахнет-то?
— Мне кажется, мясом. Это, наверное, у Веймолы готовят.
— Ну, вряд ли… У них столько же мяса, сколько и у нас.
Бобеш подошел к матери и шепнул ей на ухо:
— Пан Веймола ловит зайцев, я сам видел.
— Где ты мог видеть?
— А помнишь, когда я потерял очки? Я был тогда на Планаве и видел его там.
— А он тебя тоже видел?
— Нет, не видел.
— Ты смотри, Бобеш, никому об этом не говори.
— А почему?
— Потому что пана Веймолу могут за это посадить.
— Как так — посадить?
— Так, придут жандармы и арестуют его.
— А что, разве нельзя ловить зайцев?
— Нельзя.
— Но ведь они бегают по лесу.
— Пусть бегают, а ловить их нельзя. Можно только тому, кому принадлежит лес.
— А кому принадлежит лес?
— Городу.
— Как это так — городу?
— Ну, у меня нет времени с тобой разговаривать.
— Ага, я уже знаю: старосте можно.
