– Может полить в любую минуту, – сказал Фрэнсис. Второй мужчина посмотрел вверх. Свинцово-серые, с серебристыми краями тучи неслись в воздухе над бухтой.
– Октябрь. До конца года выпадает двести дюймов осадков. Об ураганах пока не предупреждали.
– Вы подвезете материалы до конца недели? Мне бы хотелось закончить ограду и пустить в загон лошадей.
– Привезем. Все говорят, мистер Лютер, какие перемены! А ведь вы взялись за дело немногим больше года назад.
– Почти два.
– По правде говоря, если бы меня спросили, я бы сказал, что возродить это место невозможно.
Когда Фрэнсис выезжал из города, на сердце у него было легко и весело. Он заслужил похвалу. Никто не верил, ни Лионель, ни он сам, что так быстро удастся избавиться от хаоса.
Его решение произвело эффект разорвавшейся бомбы! В те дни отец обреченно принимал каждый новый удар, но мать была просто в шоке. Когда они с Марджори вернулись в Нью-Йорк, чтобы организовать переезд, она умоляла их не делать этого. Ему удалось успокоить ее так же, как и жену: это не навсегда, если не получится, они скоро вернутся.
Дела отца в конце концов наладились. Друзья нашли ему место в другой брокерской конторе, а скандал, как и говорила Тереза, был скоро забыт, уступив место другим новостям.
Родители продали загородный дом и отослали мебель в Элевтеру к великой радости Марджори.
– Мы сами никогда бы не купили такого, у нас нет ни времени, ни денег, – прокомментировала она, распаковывая один за другим контейнеры и обозревая резные кровати, восточные дорожки, серебро времен королевы Анны.
Ричард не хотел расставаться с картинами Да Куньи, но Тереза смогла убедить его, что они должны находиться в Элевтере. И теперь, сидя за обеденным столом, Фрэнсис мог видеть в окне перед собой Морн Блю, а ее копия в раме висела у него за спиной.
Поскольку Элевтера была большим домом, Марджори посчитала необходимым добавить кое-что из обстановки. В соответствии со своим экстравагантным вкусом она заказала у Да Куньи фарфоровые лампы, а также шторы и старинные венецианские зеркала.
И хотя Фрэнсис протестовал против трат, говоря, что положение их очень шаткое, им удалось выкрутиться.
И в основном Марджори спокойно и стойко перенесла огромные изменения в их жизни. Она любила повторять, что серьезные люди не жалуются.
– У мистера Лютера талант к практическим делам, – говорил Озборн, который и сам был способным, честным, заслуживающим уважения и хладнокровным человеком.
Поскольку денег было в обрез, Фрэнсису пришлось отказаться от планов в отношении улучшения жизни в окрестных деревнях. Но он составил список того, что он намерен сделать, и на первом месте в нем стояло строительство жилья.
Большую часть своего свободного времени Марджори проводила в клубе, как и большинство жен землевладельцев. Она завела себе больше подруг, чем он себе друзей. Да Фрэнсис и не стремился к этому, он никогда не был светским человеком. А она всегда знала, когда и что говорить, и даже ее молчание было располагающим.
Он свернул на горную дорогу и снова отдался своим мыслям. У него не часто выдавался свободный час, чтобы просто подумать, повспоминать.
Милая, преданная Марджори. Надо бы уделять ей больше внимания, но как трудно совместить это желание со строительством, с посадками, с заготовкой кормов. А вечером нужно проверить счетные книги. Замкнутый круг.
Внезапно он подумал, – мы почти не видимся с Лионелем и Кэт. Лионель по-своему неплохой человек. Все время помогал советами, а поначалу и заезжал вечерами, для чего ему приходилось делать приличный круг по горным дорогам.
– Кэт занята, – обычно говорил он, хотя никто о ней не спрашивал.
Когда он уезжал, Марджори принималась обсуждать Кэт.
– Все знают, что она вышла за него из-за денег. У нее не было ни цента. Помнишь, она сказала, что даже свадебное платье купили ей Тэрбоксы.
– Отвратительные сплетни!
– Не будь святым, Фрэнсис.
Он недоумевал, какая кошка пробежала между двумя женщинами. Марджори обычно была справедлива в своих суждениях. С другой стороны, иногда даже такой пустяк, как звук голоса, может сделать невыносимым общество другого человека. Или бросить друг к другу, как это было у них с Марджори. И ревности здесь не было. Марджори всегда говорила, что ревность унизительна.
– Она очень странная. Не то чтобы ее планы плохи, но они не срабатывают, а она бьется над ними. Ничего удивительного, что он теряет терпение.
Ему не хотелось говорить о Кэт. Да, она немного странная, думал он, отличается от других, возможно, поэтому женщины и клюют ее. С того ланча он не перемолвился с ней ни словом. На Рождество вся семья собралась вместе, потом на своего рода прощальное торжество – Джулия и Герберт уезжали в Англию, еще было четыре, нет, шесть – он пересчитал по пальцам – вечеров, где они встречались. Всего восемь раз. Хотелось бы встретиться с ней еще, именно потому, что она была другой.
Он никому не сказал о той, другой женщине Лионеля, хотя Кэт не делала из этого секрета. Просто не его дело. Интересно, был ли кто-нибудь другой у нее? И это тоже не его дело.
Разразился дождь. Дворники не справлялись со струями воды, и он наклонялся вперед, чтобы
