– Я слышал, как Дезире разговаривала с Пат… с отцом на кухне. Он сказал, что это неправда, а она утверждала, что люди видели его в ее доме.
– Эти люди сведут с ума кого угодно! Ох, уж эти люди! Единственно на что они способны, так это – распространять слухи и грязные сплетни. Но Дезире меня удивляет! А ты не повторяй это! Понял?
– Ладно, не буду. – Клэренс был вне себя от гнева, этого нельзя было не заметить. – Ну хорошо, не буду. Но, дядя Клэренс, все что вы говорили насчет медсестры у Фрэнсиса и прочего – правильно, но все же…
– Что все же?
– Все это ерунда, мелочь! Это то же, что и бросать в порту монетки, за которыми ныряют детишки. Они считают этих белых туристов такими добрыми – ведь они бросают деньги! На днях в городе, на улице, меня остановили мужчина и женщина, американцы, насколько я понял по их выговору. Они дали мне конфеты. Я швырнул их на землю и сказал им все, что я думаю по этому поводу.
– Билл, Билл, ты поступил плохо! Не надо было делать этого. Эти люди не хотели обидеть тебя, наоборот, у них были добрые намерения. Ты что, не понимаешь?
Его лицо было печально. Борозды морщин доходили до самых висков, откуда свисали пряди белых волос, подобно хлопковым волокнам. Как он стар! – подумал Билл, слишком стар!
– Нет, я не понимаю тебя, Билл. Не могу вспомнить, каким я был в твоем возрасте. Но не думаю, что таким, как ты. Нет, не был! Ты очень умный, смышленый мальчик. Гораздо умнее, чем я был в твоем возрасте. Но учиться ты не хочешь. Иногда, – хитро продолжал Клэренс, – я вижу, как ты сидишь с учебниками, смотришь – и ничего не видишь. О чем ты думаешь, Билл?
– Я думаю о том, что вы, взрослые, ничего не делаете! Сидите и говорите о комитетах, выборах, о будущей независимости. О том, что трудно сводить концы с концами и что обувь такая дорогая. Но в магазине у Да Куньи продают французское вино и бриллианты, а стоят они больше, чем твой дом! Разговоры, болтовня!
– Ну и что ты предлагаешь?
– Выйти на улицы! Стрелять! Пусть сгорят дотла их дома! Отбирать, отнимать то, что нужно нам! Вот и все.
– Это ни к чему не приведет. Это просто дикость! Надо цивилизованно действовать, через правительство, профсоюзы. Ты еще ребенок. Подойди ко мне. Давай закончим с рыбой и пойдем домой!
На берегу уже собралась небольшая группа людей, поджидающих ловцов рыбы. Шумел импровизированный рынок, вовсю шла бойкая торговля и обмен. Самодельные метлы, шляпы, корзины, выпечка, цветастые передники и прочее лежали на столиках и перевернутых ящиках. Билл положил сеть со сверкающей чешуей рыбой в коробку, Клэренс в это время привязывал к причалу лодку.
– Лучше не говори никому, сынок, о том, что хочешь поджигать дома, – предупредил он Билла, который стоял и смотрел на Клэренса, суетившегося с веревкой.
Недотепа. Недотепа. Вот так и профурычил свою жизнь! Он почувствовал необъяснимую нежность к Клэренсу. Ему хотелось подойти и погладить его по плечу. Но он не сделал этого: гнев и злоба вытеснили все остальные чувства из его души.
Глава 14
Наступил день, когда Тереза Лютер приехала на Сен-Фелис. Ти Френсис долго сопротивлялась в ней, но Тереза Лютер в конце концов уступила.
– Да, как можно отказываться? – возмущался Ричард. – Он так давно приглашал нас приехать, и теперь, когда появится наш первый внук…
– Я несу ответственность, – начала было она.
– Глупости! Твои дочери достаточно взрослые. Они и присмотрят за Маргарет. И неплохо справятся с этим. Да и отдохнут без тебя пару недель, – мягко сказал он.
Неудачи и превратности судьбы несколько смягчили его, хотя и подорвали силы. Но это даже придает ему некоторое благородство, – подумала она.
– Посмотри, – сказал Ричард, – я достал этот старый альбом. Вот ты.
Да, на фотографии была она, серьезная, бледная, темноволосая. Здесь – вся их семья на лужайке Элевтеры. Отец держит трость с золотым набалдашником. Джулия в платье с оборками стоит вместе с Ти у лестницы Драммонд-Холла.
– А эта фотография снята, наверное, за год до нашей женитьбы, не больше, – заметил Ричард.
– Да, наверное.
Он сказал добродушно:
– Фрэнсис будет так рад! Представляю выражение его лица, когда ты войдешь в дом!
– И когда войдешь ты.
Альбом лежал на подоконнике. Воспоминания о прошедшем, пожелтевшие фотографии.
– Плохо, что вы такие унылые и хмурые. А ведь это – ваш первый день в Париже, сказал тогда Анатоль Да Кунья.
Ты – сильная девушка, гораздо выносливее, чем ты думаешь, так Марсель учила ее искусству выживания.
Странно, все эти годы я не вспоминала о ней. Впрочем, ничего странного в этом нет: я отгоняла любое воспоминание. Ты сделаешь все, что предначертано тебе судьбой, говорила Марсель.
Да, так оно и было. Женитьба без любви, взрывоопасная, как ящик с динамитом в чулане… Если надо,
