переднее сиденье – почти упал.
– Таня, – сказал он шепотом. – Надо отъехать отсюда. Метров на пятьдесят вперед. И побыстрее, пожалуйста!
Таня молча включила двигатель, мастерски вырулила на дорогу – у эмобилей для удобства парковки все четыре колеса поворачивались вбок почти под прямым углом. Притормозила у ближайшего свободного места в веренице машин на обочине, нажала кнопку автоматической парковки. Машина скользнула к бордюру, выключила фары и затихла.
Они затерялись в шеренге эмобилей – одинаковых, как клонированные близнецы. Шрайнер достал из кармана маленький электронный бинокль, приложил его к глазам, повернулся лицом к телефонной будке, из которой только что так поспешно сбежал.
– Что это значит? – в голосе Тани появилась тревога.
– Пока ничего… Ничего…
Милиционер появился у будки буквально через минуту. Подъехал на электромопеде, остановился, заглянул в будку. Зашел внутрь, подсоединил к телефонному аппарату какой-то прибор с экраном, считал показания. Поднес запястье к губам и говорил что-то около минуты в портативную рацию. Потом кивнул головой, вышел, надел шлем, оседлал свой мопед и поехал по дороге.
Рихард съежился. Ему хотелось немедленно удрать, убежать с этой улицы, из этого города, из этой страны. Но еще больше ему хотелось знать. Он должен был получить информацию. Он хотел убедиться.
Милиционер медленно ехал вдоль ряда припаркованных машин и всматривался в окна. Обычный человек не увидел бы сквозь тонированное стекло ничего. Но Шрайнер не сомневался, что в очки шлема вмонтирована система инфракрасного видения. Такие системы были в германской полиции – почему бы русским милиционерам не иметь в арсенале чего-то еще более совершенного? Шрайнер нырнул на пол, едва не взвыв от резкой боли в колене. Таня не успела задать вопрос – немец схватил ее за шею и повалил на сиденье, зажал рот рукой.
– Ради Бога, молчи! – прошипел он ей в ухо. – Прошу тебя, молчи!
Татьяна беззвучно брыкала ногами. Шрайнер знал, что она не могла вцепиться зубами в его ладонь или ударить кулаком – просто не могла. Русских бессовестно лишили возможности защищаться. Но могла закричать, позвать на помощь. Более того, Шрайнер не сомневался, что девушка сделает это. Она должна была сделать это по всей открывающейся ему логике.
Мопед тихо прошелестел мимо. Девушка молчала.
Шрайнер отпустил руки. Таня издала непонятный звук – то ли всхлипнула, то ли судорожно вздохнула. Медленно приняла сидячее положение. На сиденье осталась лежать пара клипсов-коммуникаторов, отлепившихся от ее уха.
Шрайнер выползал долго. Непонятно было, как он, с его почти негнущейся ногой, вообще умудрился втиснуться в это узкое пространство. Он цеплялся руками за панель приборов, за ручки, скрипел зубами. И неожиданно увидел перед своим носом узкую ладошку, протянутую Таней. Шрайнер схватил руку девушки, она потянула его с неожиданной силой, выдернула так резко, что он взвыл-таки от боли и приземлился на кресло. Корчился минуту, держась руками за колено, пока не отпустило.
– Поехали, – сказал он. – Отвезите меня в гостиницу. И простите меня, что я… так вас…
Татьяна взялась за руль, вывернула на дорогу резким движением, с ходу влетела в средний ряд, подрезав несколько машин. Ее поведение было откровенно раздраженным.
– Вы совсем больной человек, – громко произнесла Таня. Непонятно, к чему это относилось – к ноге Шрайнера или к его психическому здоровью. Вероятно, и к тому и к другому. – Почему вы не вылечитесь, Рихард? Вы же профессор, состоятельный человек! Вам нужно купить российский медицинский полис, приехать в хорошую российскую клинику и полностью вылечиться. Неужели вам нравится чувствовать себя неполноценным?
– Это вы неполноценные! – огрызнулся Шрайнер. – Вы не способны сопротивляться даже таким инвалидам, как я! Они же сделали вас совершенно беззащитными! Как барашков! Как они сделали вас такими? Как?
– Кто – 'они'? О чем вы говорите, Рихард! Вы что, преступник? Почему вы совершаете такие странные поступки? Почему по вашим следам идет милиция?
– Просто я иностранец, – тихо сказал Шрайнер. – Иностранец, черт подери. Я чужой, и мне должно уделяться пристальное внимание. Вот милиция и присматривает за мной. Все иностранцы в вашей стране находятся под надзором. Вы об этом не знаете?
– Какая глупость! – Таня сердито тряхнула головой. – Это у вас там так считают, за границей? Я уже слышала всю эту чушь: происки российских спецслужб и так далее! Вы даже представления не имеете, сколько в России иностранцев! Из любых стран – из бедных, и, как вы их называете, 'развитых'. Если за каждым иностранцем вести надзор, придется задействовать половину страны.
– Значит, я – не каждый! – упрямо заявил Рихард. – Я тот самый особый иностранец, к которому должен быть приставлен надзор. Да что я говорю? Собственно, его уже приставили. Вот вы, Таня, разве вы – не особая форма надзора?
– Я смотрела много зарубежных фильмов, – сказала Татьяна, глядя прямо на дорогу. – Так вот, уважаемый господин профессор, если бы кто-нибудь из
– Ну так дайте мне по морде!
– Не могу! – произнесла Татьяна с некоторым отчаянием. – Очень хочется, но не могу!
– Сочувствую, – Шрайнер откинулся назад в кресле, достал сигарету. – Объясните тогда мне, старому ослу, зачем человеку, хорошо знающему русский язык, не раз бывавшему в Москве, гид-переводчик? Я ничего не имею против вас, Танечка, вы мне нравитесь! Но вы представить себе не можете, как нелепо для европейского, привыкшего к свободе человека все время находиться в обществе специально приставленной особы…
