попросили документы, я показал им пластиковую карточку, которая валялась в моем кармане. Меня привезли в какое-то учреждение – то ли тюрьму, то ли больницу, и объяснили просто и ненавязчиво, что восемь лет моей жизни вылетело в трубу. Сообщили, что я неиммунный из четвертого Врекара и теперь перевожусь в седьмой Врекар. Абракадабра, бессмысленный набор слов. Я умолял рассказать еще хоть что-то, но меня и слушать не стали – пихнули в машину и отправили сюда.
– И все-таки ты знаешь достаточно – и о чумниках, и о баранах, и о Врекарах. Откуда? Позволь полюбопытствовать.
– Добыл информацию методом тыка от первых двух чумников, которых встретил в рейсе. Вася и Савелий – знаешь таких?
– Знаю. Савелий сказал, что ты задавал вопросы, странные для чумника.
– А какие еще вопросы я мог задавать? Я беспомощен в вашем мире как только что родившийся младенец. 'Правильные' не жестоки, но холодны, как рыбы. Вы, чумники, насколько я вижу, – живые, чувствующие люди, но держите меня под прицелом. И что мне теперь делать? Неужели в этой стране нет людей, которые могли бы отнестись ко мне по-человечески? Я хочу знать, кто я такой…
Краев опустил голову, закрыл лицо руками. Изобразил, что ему очень плохо.
'Неплохая импровизация. Главное – верить в то, что говоришь, жить этим. Тем более, что жить пустотой не так уж и трудно'.
– Скажи ему, Салем, – произнес голосок Лизы. – Он должен знать.
– У тебя паранойя, брат, – Салем опустил руку на плечо Краева. – Ты знаешь это?
– Сообщили уже в эпидцентре. Там проверяли мои мозги.
– Ты знаешь, что это значит?
– Знаю. Я – псих.
– Не только это. Не только.
– И что же еще? – Краев поднял голову, глянул искоса на Салема.
– Ты из четвертого Врекара, и у тебя отсутствует здоровенный кусок памяти. Когда я сканировал твои мозги, то обнаружил, что последние лет восемь-девять у тебя действительно пусты. Я слышал, что
– Я тебе об этом весь день талдычу!
– Раньше, до чумы, у тебя были какие-нибудь ненормальные способности?
– Были, – сообщил Краев. – Я выпивал литровую бутылку водки из горла и не морщился. А еще мог на спор съесть килограмм соленых огурцов за минуту. Один раз даже уложился за пятьдесят секунд…
– Кончай хохмить! – Салем раздраженно скривился. – Я говорю о параномальных способностях. Ты мысли читал? Или, может быть, пальцами видел?
– Было такое, – соврал Краев, не моргнув глазом. Мгновенно сориентировался, что там, в его еще не до конца придуманном дочумном прошлом, обязательно должно было быть что-то такое. – Было.
– Что?! – Салем вытянул шею, вытаращил глаза.
– Извините, ребятки. – Краев смущенно кашлянул в кулак. – Я скажу вам, но вам это не понравится. Наверное, вы снова свяжете меня вашей изолентой, а потом будете поджаривать электорошокером, пока не превратите в обугленный кусок говядины. Дело в том, что я мог убивать мыслью.
Реакция Лизы и Салема была одинаковой. Оба прыгнули назад как кузнечики и наставили на бедного Краева оружие.
– Так я думал… – грустно констатировал Николай. – Никакого сочувствия к умственному инвалиду. Смею заметить, что если бы я хотел убить вас мыслью, дорогие братья-сестры, то давно воспользовался бы такой возможностью. Проблема в том, что я давно потерял эту способность. Больше того: когда я сей способностью обладал, сила ее была невелика. В основном она распространялась на тараканов и мух. Особенно хорошо было летом: я открывал окно, напускал мух, валялся на кровати и сшибал их взглядом. Жена моя вечно ворчала, потому что весь пол после этого был завален дохлыми насекомыми. Она выгребала их веником, и каждый норовила отлупить этим же веником и меня. Она звала меня 'шизанутым мухобоем'. Я не мог оправдаться даже тем, что истребил всех тараканов в квартире. Единственный раз я удосужился похвалы от ненаглядной моей супружницы. У нас в доме завелась мышь – симпатичный такой, серенький мышонок. Я не имел ничего против его присутствия, но вел он себя неправильно – вылезал посреди бела дня и начинал носиться по комнате как микроскопическая торпеда с хвостиком. Моей жене это почему-то не нравилось – она прыгала на стол и начинала орать благим матом. Иногда – даже не благим, просто матом. Она уверяла меня, что мышка бешеная и собирается нас всех искусать, загрызть насмерть. Поэтому однажды, когда меня достало все это, я бросил сердитый взгляд на мышь и убил ее. Сшиб взглядом на бегу. Бедный мышонок упал, поднял лапки и сдох. Я выкинул его в мусоропровод. Это было венцом моей киллерской работы. После этого я перестал убивать даже мух. А с женой мы разошлись через два месяца. Я решил, что с меня достаточно.
– Понятно… – Салем почесал лоб стволом автомата. – Я так и думал.
– И что же ты думал?
– Лиза, ты у нас умная. Объясни ему.
– Похоже, что ты отбракованный параспос.
– Она не умная! – заявил Краев. – Она даже по-русски говорить не умеет. Выражается какими-то нецензурными словами в моем присутствии.
– Лиза, объясни понятнее.
– Есть такое место, которое пользуется исключительно гадкой репутацией. Официально оно называется 'Четвертый Временный Эпидемиологический Карантин строгого режима', но у нас есть информация, что там проводят эксперименты над людьми – в основном над чумниками, совершившими преступления. Или над
