– Запомню! – пообещал Некрас. – Кобылу расседлала?
– Не! Знала, что выгонит.
– Веди!
Некрас был в седле, когда Гойка подбежала ближе:
– Про сотника Улыба тебе сказывала?
– Какого сотника?
– Нищенка, которая приходила, просила передать тебе: в Белгороде объявился сотник Великого, Жегало. Он в Городце заправлял до того, как город сожгли, нищенка его добре запомнила – много зла сделал. Этот Жегало под половца рядится, голову и бороду обрил, но нищенка узнала.
– Ты подслушала разговор? – усмехнулся Некрас.
– Ага… – опустила голову Гойка.
– Ты и впрямь расторопная! – похвалил Некрас. – Ведаешь, где нищенка живет?
– Ведаю!
– Держи! – сотник протянул ей горсть серебра. – Ногата тебе, остальное ей!
Гойка отворила ворота, и Некрас выехал на темную улицу. Ворота, закрываясь, скрипнули за его спиной. Некрас остановился, задумавшись. Следовало немедля упредить Святояра о лазутчике, но был поздний час. «Спит старик! – подумал сотник. – Только обругает меня. Коли Жегало и в самом деле в Белгороде, до утра никуда не денется. Ворота заперты, чужого не впустят и не выпустят. С рассветом прискачу…»
Приняв решение, Некрас тронул каблуками бока Гнедой. Кобылка лениво зашагала привычной дорогой. Из-за облака показалась луна, залив улицу тусклым светом, и привычное око сотника заметило неясную тень, плотно прижавшуюся к высокому забору неподалеку. Тень пошевелилась, послышался хорошо знакомый сотнику скрип.
«Уд коний!» – мысленно выругался сотник, выхватывая саблю. Ударил каблуками Гнедую под брюхо. Кобылка всхрапнула и понеслась вскачь. Щелкнула тетива, и Гнедая закричала, падая на колени. Некрас изловчился и ударил. Кончик клинка достал ночного убийцу – тот ничком рухнул в мягкую пыль. Некрас соскочил с падающей Гнедой, подошел ближе. Привычно ткнул лежавшего носком сапога. Тело было тяжелым и обмяклым – мертв. Некрас склонился и в неясном свете луны разглядел: кончик сабли вошел убитому посреди виска и, разрубив лобную кость, вышел у переносицы. Лицо у покойного было широкоскулое, разрез глаз узкий, халат и шапка – половецкие. «Рядится половцем…» – вспомнил Некрас и снова выругался.
Рядом с трупом валялся разряженный самострел; сотник поднял его, повертел в руках и отбросил к забору. Обыскал труп, нашел нож и отправил его туда же. Оглянулся. Гнедая лежала на боку, подергивая ногами. Короткая железная стрела вошла ей в грудь по самую пятку. Не выживет… Некрас подошел, полоснул саблей – кобылка тоненько вскрикнула и ткнулась мордой в пыль. Некрас внимательно осмотрел улицу, прислушался – никого. Сотник вытер саблю о халат убитого и бросил ее в ножны.
«Ждал меня, – рассудил Некрас, присаживаясь на корточки у трупа. – Но не ведал, когда выйду, потому оказался не готов – в спешке самострел стал натягивать. Держать его на взводе долго нельзя – тетива ослабнет. Коли Жегало в Белгороде давно, то должен знать: от Улыбы я ухожу с солнцем. Зачем караулить целую ночь – даже сильный воин не выдержит такого. Проще прийти с рассветом. Но в этот час на улице люди, увидят половца с самострелом, шум подымут… Жегало знал, что я выйду от Улыбы. Не прямо сейчас, но попозже. Что-то должно случиться…»
Взбудораженный пришедшей на ум догадкой, Некрас вскочил и побежал по улице. Сабля путалась в ногах, он на бегу отстегнул ее и зажал в руке. Этим путем он ездил много раз, и дорога всегда казалась короткой. Теперь виделась непреодолимой далью; Некрас еле дождался конца посада, а предстояло взбежать по длинному склону.
«Там сторожа! – уговаривал себя Некрас, жадно хватая распяленным ртом холодный осенний воздух. – Четверо! Стоит только взбежать наверх! У них кони! Дальше будет легко! Надо было коня Улыбы взять, – запоздало вспомнил он и тут же одернул себя: – Не дала бы! Когда баба зла на тебя, у нее пыли дорожной не выпросишь. Разве что пригрозить… Только соромно – то есть срамно, постыдно – бабе грозить…»
Взбежав наверх, Некрас действительно увидел сторожей – всех четверых. Они лежали на траве: кто – уткнувшись лицом в холодную землю, кто – взирая в небо открытыми очами. Некрасу хватило взгляда, чтобы понять: опоздал… Луна равнодушно освещала картину недавней битвы. У двоих мертвых из груди торчали пятки железных стрел, остальных, скорее всего, сбили наземь копьями, а затем прирезали. Нападение было неожиданным, но вои Святояра успели поднять копья: на дороге, скрючившись, лежал один из нападавших, в халате. Его половецкий колпак валялся неподалеку. Некрас молча вытряхнул мертвеца из халата, натянул на себя. Подобрал колпак и нахлобучил вместо своей шапки. Он делал это быстро и ловко – привык. Кони убитых воев щипали травку рядом со своими мертвыми хозяевами. Нападавшие почему-то не увели их – видно, сильно спешили. Некрас поймал ближнего к нему коня за узду, вскочил в седло. Копье, торчавшее в земле, он выдернул уже на скаку…
Волчий Лог начинался сразу за сторожей – широкая извилистая балка тянулась на целую версту. Несмотря на полную луну, Некрас доскакал к конюшням незамеченным. Выскочив из-за последнего поворота, сотник увидел у темной избы фигуру в колпаке. Половец или человек, ряженный половцем, что-то носил к стенам дома. Услыхав топот, половец бросил ношу и схватился за копье.
Луна светила Некрасу в спину, к тому же сотник пригнулся к шее коня – так, что стражу был виден лишь островерхий колпак. Руку с копьем Некрас спрятал за крупом жеребца – от избы не видать.
– Это ты, Азад? – окликнул его половец по-кипчакски.
– Йо! – отозвался Некрас.
– Зачем приехал? – заворчал половец, опуская копье. – Жегало велел тебе ждать в посаде. Рассердится!
– Йо! – еще раз сказал сотник, подъезжая ближе, и резко выбросил вперед копье. Широкий, остро отточенный наконечник распорол половцу горло и перерубил шейные позвонки. Незадачливый страж мешком повалился на траву. Некрас соскочил с коня и побежал к избе. Здесь он разглядел, что носил половец – деревянные стены дома были обложены соломой. Охапка соломы лежала у дверей избы. Очевидно, половцу показалось мало, и он, на свою беду, пошел за следующей.
Дверь избы была подперта палкой. Некрас приник ухом к доскам и уловил совсем близко горячее дыхание – человек за дверью тоже прислушивался.
– Олята! – негромко окликнул сотник. – Это я, Некрас!
За дверью завозились, снимая засов, Некрас носком сапога отбросил палку, подпиравшую дверь. Скрипнули петли, и на пороге с сулицей в руках показался Олята. Острый наконечник грозно смотрел Некрасу в лицо.
– Где сестра? – спросил сотник, отводя рукой сулицу.
– За печкой прячется.
– Что случилось?
– Мы спать легли, – заторопился Олята, – а тут слышу – топот. Пока оделся, сапоги обул… Ткнулся в дверь – снаружи подперли. Слышу: вкруг избы ходят, говорят не по-нашему. Я Оляну разбудил, за печкой спрятал, сам взял сулицы…
– Скажи сестре, чтоб бежала в баню! – прервал его Некрас. – Сам бери сулицы – и за мной!
Осторожно ступая по мягкой траве, они обошли кругом малую конюшню, сарай – никого. У большой конюшни, где спал смок, никого не было видно, но, подойдя ближе, Некрас и Олята услыхали негромкий говор. Разговаривали за дальней стеной. Потом послышались удары железа по камню, и красный свет затрепетал на траве за углом.
– Подпалили! – скрипнул зубами Некрас и взял у Оляты сулицу. – Бей в шею! Запомни: шея! На них может быть бронь…
Они выскочили из-за угла с сулицами наготове и на мгновение замерли, разглядывая врагов. Тех было четверо. Один стоял поодаль, а трое остальных подбрасывали солому в огнище под стеной. Половец, что был в стороне, первым заметил нападавших и громко крикнул. Поджигатели схватились за рукоятки сабель.
– Шея! – крикнул Некрас.
