То же самое можно сказать и относительно свидетельства св. Василия Великого. Это свидетельство только в том случае расходилось бы с содержанием письма к Дионисию и Стефану, если бы мы действительно имели право выводить из него заключение, будто св. Дионисий был сторонником римской практики и признавал действительным всякое еретическое крещение, кем бы и как бы оно ни было совершено. Между тем даже без сопоставления слов св. Василия Великого с письмом к Дионисию и Стефану легко видеть, что такое заключение было бы слишком поспешно. Как мы видели, Василий Великий выражает удивление, «каким образом от сведущего в канонах Дионисия укрылось то, что крещение монтанистов не имеет никакого значения». Конечно, удивление св. Василия Великого было бы вполне понятно и в том случае, если бы «сведущий в канонах» Дионисий, признавая действительным всякое еретическое крещение, обнаружил незнание правил о крещении вообще. Но если бы мы стали в таком смысле понимать свидетельство Василия Великого, то неясно было бы, почему он удивляется только ошибке св. Дионисия в отношении к монтанистам и не говорит о том, что св. Дионисий погрешал против правил относительно всех еретиков вообще. Ведь тогда удивительно было бы не то, что св. Дионисий признавал действительным крещение монтанистов, а то, как он мог опустить из виду, что всякое крещение, несогласное с церковными правилами, должно быть отвергаемо. И если сам св. Василий называет ев. Дионисия «сведущим в канонах», то всего вероятнее, что он имеет в виду ближайшим образом упоминаемые им правила древних, определивших «принимать то крещение, которое ни в чем не отступает от веры». Знание других правил, например, правил о покаянии, конечно, не могло предохранить св. Дионисия от ошибок в решении вопроса о действительности еретического крещения, а потому не могло бы в такой мере усилить удивление св. Василия Великого, как знание правил, относящихся к тому самому вопросу, в решении которого допущена была ошибка. Таким образом, ближайший смысл слов св. Василия не оправдывает тех выводов, какие делаются из него защитниками мнения, будто св. Дионисий был сторонником римской практики. Сопоставление свидетельства Василия Великого с содержанием письма Александрийского епископа к Дионисию и Стефану не только подтверждает правильность нашего толкования, но до известной степени объясняет и то, каким образом св. Дионисий, несмотря на знание правил, относящихся к принятию еретиков в общение с Церковью, мог допустить ошибку, вызвавшую удивление св. Василия. Как мы видели, в письме к Дионисию и Стефану Александрийский епископ весьма ясно выражает мысль, что без нового крещения должны быть принимаемы лишь те еретики, которые крещены во имя Отца и Сына и Св. Духа. Если предположить, что св. Василий Великий знал это письмо, то ему, конечно, трудно было не выразить удивления, каким образом св. Дионисий не применил принятого им правила к монтанистам, совершавшим крещение «во имя Отца и Сына и Монтана или Прискиллу», как свидетельствует об этом сам св. Василий Великий.[618] Правда, бенедиктинцы толкуют это свидетельство св. Василия Великого в том смысле, что монтанисты, как и православные, совершали крещение во имя Отца и Сына и Св. Духа, но только под Духом Святым имели в виду Монтана или Прискиллу, хотя и не называли их по именам.[619] Однако и в таком случае крещение монтанистов, не погрешая против формы, оставалось бы неправильным по своему внутреннему смыслу и не могло быть признано действительным, как не было действительным крещение последователей Павла Самосатского, которые, хотя и называли при крещении имена Отца и Сына и Св. Духа, но понимали имена Сына и Св. Духа не в православном, а в еретическом смысле. Для действительности крещения необходимо не только соблюдение надлежащей формы и произнесение установленных слов, но и правильное понимание истины, выражаемой этими словами. Но если предположение бенедиктинцев справедливо, по крайней мере, относительно времен св. Дионисия,[620] если монтанисты в это время действительно совершали крещение во имя Отца и Сына и Св. Духа, то не в этом ли заключалась причина ошибки, допущенной св. Дионисием и вызвавшей удивление св. Василия Великого? Внешнее сходство крещения монтанистов с церковным крещением легко могло ввести в ошибку св. Дионисия, особенно если он не считал разногласия их с Церковью в учении о Св. Троице настолько значительным, как св. Василий, обвинявший монтанистов за то, что они «хулили Духа Святого и Монтану и Прискилле беззаконно и бесстыдно усвояли наименование Утешителя».[621] Говоря это, мы вовсе не утверждаем, что в суждении о монтанистах св. Дионисий был ближе к истине, чем Фирмилиан Каппадокийский, св. Василий Великий и II Вселенский собор, осудивший крещение монтанистов,[622] а хотим только показать, что, признавая действительным крещение монтанистов, св. Дионисий мог считать свое мнение вполне согласным с общим правилом, выраженным в письме к Дионисию и Стефану.
Но если свидетельство св. Василия Великого легко примиряется с содержанием письма к Дионисию и Стефану, то можно ли примирить это письмо со свидетельством блаж. Иеронима о согласии св. Дионисия с мнением св. Киприана? Чтобы решить этот вопрос, и здесь необходимо прежде всего установить смысл слов блаж. Иеронима. Слова эти неправильно толкуются как теми, которые, считая св. Дионисия сторонником римской практики, утверждают, будто согласие св. Дионисия с мнением Киприана состояло только в снисходительном отношении Александрийского епископа к карфагенской практике, так и теми, которые склонны думать, будто это согласие простиралось до полного совпадения во мнениях. Допустив первое толкование, мы должны были бы обвинить блаж. Иеронима по меньшей мере в крайней неточности выражения,[623] а приняв второе толкование, не в состоянии были бы примирить свидетельство блаж. Иеронима со свидетельством Василия Великого. Св. Киприан, требуя перекрещивания всех без исключения еретиков и раскольников, без сомнения, не признавал и действительности крещения монтанистов, а между тем св. Дионисий, по свидетельству Василия Великого, признавал это крещение действительным. Отсюда ясно, что согласие св. Дионисия с мнением Киприана не простиралось на все без исключения случаи принятия еретиков в Церковь. [624] А при таком понимании слов блаж. Иеронима в них не будет уже ничего такого, что расходилось бы с содержанием письма к Дионисию и Стефану. Наоборот, мы снова найдем в этом письме и подтверждение нашего толкования слов блаж. Иеронима, и точное определение смысла этих слов, и путь к примирению их со свидетельством св. Василия Великого.
Таким образом, все древние свидетельства с теми или иными указаниями на мнение св. Дионисия по вопросу о крещении весьма легко согласуются со вновь открытым письмом Александрийского епископа к Дионисию и Стефану. Следовательно, содержание этого письма не дает оснований сомневаться в его подлинности, и изложенное в нем мнение по вопросу о крещении еретиков можно считать действительным мнением св. Дионисия. А если это так, то этим письмом устраняются все отмеченные нами выше разноречивые гипотезы о положении св. Дионисия в споре о крещении еретиков. Теперь мы уже не можем ни причислять св. Дионисия к безусловным сторонникам римской или карфагенской практики, ни обвинять его в отсутствии определенных воззрений по вопросу о действительности еретического крещения. Мы видели, что все эти обвинения даже без сопоставления их с содержанием письма к Дионисию и Стефану не имеют твердых оснований в древних свидетельствах, относящихся к рассматриваемому вопросу, и письмо к Дионисию и Стефану только яснее раскрывает несостоятельность этих обвинений.
Нам остается еще сказать несколько слов по поводу странных заключений, какие выводятся иногда из того обстоятельства, что св. Дионисий не решился крестить старца, получившего неправильное крещение от еретиков, и в объяснение своих колебаний ссылался на долговременное пребывание старца в общении с Церковью. На основании этого факта св. Дионисию приписывают мнение, что «одно таинство может заменить или восполнить недостаток другого»,[625] и что «в крещении, приобщении и молитвословиях мы ищем и получаем одну и ту же божественную благодать».[626] Но можно ли допустить, чтобы св. Дионисий, оставивший в своих творениях ясные доказательства глубокого знания священных книг Ветхого и Нового Завета, не знал откровенного учения о безусловной необходимости таинства крещения для спасения человека и о невозможности заменить его каким-либо другим таинством? Не говоря уже о том, что св. Дионисий нигде прямо не высказывает приписываемых ему мнений, мы легко можем объяснить его отказ в крещении вышеупомянутому старцу другими более правдоподобными соображениями. Хотя этот старец с клятвой уверял св. Дионисия, что крещение, принятое им от еретиков, не имело ничего общего с церковным крещением и исполнено было нечестия и богохульств, однако св. Дионисий в долговременном общении просителя с Церковью мог видеть доказательство того, что крещение, принятое старцем, в действительности было не так далеко от церковного. По-видимому, он считал маловероятным, чтобы этот старец, долгое время приобщавшийся Тела и Крови Господа Иисуса Христа, не получил действительного
