было живым ответом на его мечтания. Мгновение спустя опомнился, подобрал узелок и вручил прелестнице.
— Ах, сударь, — сказала она, — я такая неловкая…
— Нет, это я неловок, — отвечал Ероха. — Там не было ничего хрупкого?
— Нет, нет, там ленты, шитье… я уговорилась встретиться тут, на углу, с горничной госпожи Синебрюховой, чтобы передать ей… Прости, сударь, бога ради…
— Это ты меня прости, сударыня.
Ероха в смятении поклонился и пошел дальше, а молодая женщина и впрямь встала на углу и принялась озираться. Разумеется, никакая горничная к ней не подошла, зато Ероха, видя женщину в растерянности, после очередного прохода мимо жилища Нерецкого обратился к ней с утешительными словами: не беспокойтесь, скоро к вам придут. И услышал в ответ, что страх как неловко и неприлично стоять одной на углу, трепеща, что непременно какой-нибудь бездельник привяжется. Ероха обещал отогнать бездельника, и тогда его попросили не отходить чересчур далеко. Слово за слово — Ероха признался, что исполняет свою службу и ему также нужно кое-кого дождаться. А потом, назвав свою фамилию, полюбопытствовал насчет имени незнакомки.
— Катериной меня звать, — сказала она. — Удачное имя, легко на французский лад перекладывается. А была бы Матреной, вышел бы один моветон.
— Ты и по-французски знаешь?
— Чего ж не знать? Вся столица по-французски трещит, одна я — дура, что ли? Могу и на всякие вопросы делать ответы, и песенку спеть.
Тут же она перешла на французский и заговорила очень бойко.
Те девицы, с которыми имел дело Ероха, и по-русски-то изъяснялись коряво. А эта щебетала, словно канарейка. Немудрено, что он ошалел и в своих французских ответах делал немыслимые ошибки.
— Что-то, видать, стряслось, — сказала Катерина, — коли горничной все нет и нет. Может, я время спутала. Схожу-ка домой, узнаю.
— А вернешься?
— Может, и вернусь!
Одарив на прощание пылким взором, она убежала.
Ероха почесал в затылке. Меньше всего он собирался затевать амуры, пусть даже с прехорошенькой мордашкой. Однако все вышло как-то само собой, и дальше он расхаживал, заглядывая во двор и вступая в переговоры с дворником, уже в радостном настроении.
Катерина появилась два часа спустя.
— Я все перепутала, — призналась она. — Не тут была встреча назначена, а на перекрестке у «Ревельского» трактира. Слава богу, обошлось.
— Вот ты где! — раздался укоризненный бас. Ероха резко повернулся и увидел пожилого мужчину в долгополом русском кафтане; мужчину хмурого, с густыми насупленными бровями, и плечистого — такому лучше под горячую руку не попадаться.
— Я домой, дяденька, сейчас же домой…
— Стой. Это что за молодец?
— Я не знаю, дяденька, чужой человек, случайно посреди улицы столкнулись…
— Ты кто таков? — спросил сильно недовольный дяденька. — Для чего племяннице голову морочишь?
— Никому я голову не морочу, а занят своим делом, — отвечал Ероха. — И особу эту знать не знаю.
— Ан знаешь. Она к тебе прибежала. Что за дело? Отчего тут слоняешься? Ты не здешний, здешних я всех знаю.
— Жду товарища. Должен издалека вернуться. Вот брожу у его дома.
— Которого дома?
Ероха показал пальцем.
— В этом доме для тебя товарища нет. Там знатная повивальная бабка проживает и верхние квартеры для своих держит, кому надобно при ней пожить. А в нижнем жилье лавка, да две старые вдовы, что ее содержат, да отставной майор, глухой, как старый тетерев, ему лет под сто будет. А повитуха такая — все графинь да княгинь пользует…
— И что мне до нее?
— Бас ховрейкино рыжевье уначить затеял? — вдруг спросил Катеринин дяденька.
Слово «рыжевье» Ероха знал, а о прочих — догадался по одному тому, как они прозвучали — тихо и грозно.
Здесь, на Мещанских, всякий народ крутился, и ничего удивительного в том, что столкнулся с ворами. Другое дело — воры приняли Ероху за своего.
Он помолчал, прикидывая, как быть. Сказать, что не собирается грабить госпожу Ольберг, а караулит Нерецкого, — именно это и сочтут враньем. А ежели признаться, что хочет совершить налет на квартиру во втором жилье, полную дорогих вещей, так из этого может выйти польза…
— Скарай, — шепнул Ероха. — Подсобишь — дуван разделеманим.
— Ого!
— Так-то.
— Ховрейка то приедет, то уедет, девка рым сторожит, сказывали, порой бегает ночевать к хахалю, тут-то и раздолье. А хахаль приезжает и ждет ее в третьем жилье, — сказал Ероха. — Надобно уследить, когда приедет.
И, ничтоже сумняшеся, дал описание Нерецкого — рост средний, лицо чистое, худое, брови черные, нос прямой, сложение тощее.
— Не хило, — согласился дяденька. — А шиварищ басвинский? Что буклу притабанил?
— Не в доле, — брякнул наугад Ероха, предположив, что буклой названа дубинка.
— Ну так в шатун похряли. Обмыть надобно!
— Некен, — ввернул словечко Ероха. — Следить кто будет?
— Карючонок масвинский, — дяденька указал на Катерину.
— Некен. Слушай, дядя, я по-байковски не растолкую, — объявил Ероха. — Ты уж потерпи, я по- русски скажу. Сдается, не я один на то рыжевье глаз положил. Девкина хахаля и другие выслеживают — когда притащится и ее к себе в постель заберет. Это я точно знаю. А может, и для чего другого он им нужен. Оттого и дубинку ношу — всякое может случиться.
— Ты не из простых, — сказал на это дяденька. — Речь у тебя господская. Наш брат так гладко не толкует.
— Не из простых, — согласился Ероха.
— Меня не обелберишь!
— Да и незачем.
— В доле мы, стало быть?
— В доле, — подтвердил Ероха.
— Тогда жди, ховрячок. Я своего жулика пришлю в помощь. Во двор-то можно и с переулка зайти, там калитка и проход за сараем.
— Знаю.
— Побудь с ним, племянница, — велел дядюшка. И ушел неторопливо — вовсе не похожий повадкой на того чухонца, которым прикидывался днем.
— Ловка ты, — похвалил Катерину Ероха.
— Ловка, — согласилась она. — Ты, сударь, нарочно три дня не брился, чтоб на кабацкую теребень походить?
Ероха просто-напросто не имел такой возможности, но кивнул — пусть девка видит, какого сокола подманила.
— Коли тебя обрить — ты молодец молодцом. И косица в шапке, чай, вороная и густая?
Он опять кивнул.
— Поладишь с Ворлыханом — и со мной поладишь, — пообещала она.
