И в Невку выкинули.
— Кабы выкинули — он бы ко мне прибежал в поисках тебя с Ефимкой… А не прибежал. Что-то Ероха такое знает, коли в погоню кинулся. Он еще сенатора Ржевского всуе поминал! — вспомнил Новиков. — Непременно сидит на острове в кустах! Ежели не сыскал елагинского винного погреба. Тогда конец погребу — эта прорва ненасытная все в себя всосет!
Сидя в лодке и не глядя на бывшую любовницу, Михайлов вспоминал, что успел ему рассказать Ефимка про их с Ерохой внезапное содружество, и не мог понять — отчего записного питуха понесло вдруг преследовать шлюпку? Не может же быть, чтобы ему приказал это сделать сам сенатор — или Ржевский уж пьяных от трезвых отличать разучился?
Другая забота — понять, где нашел прибежище Майков.
Хотя Родька Колокольцев был поставлен на пост в том месте, где ему ничто не угрожало и вообще ничего не могло произойти, однако именно там он совершил открытие. Мимо него прошел человек, в котором он опознал одного из двух офицеров, доставивших одурманенного Михайлова на борт «Мстиславца» и, скорее всего, похитивших булатный перстень. Придя в безумный восторг, Родька стал его выслеживать по всем законам детективного жанра.
Он сопроводил этого кавалера до ворот, запомнил местность и поспешил на поиски Михайлова. Но лодки на месте Родька не нашел, заметался, побежал на Мещанскую, убедился, что там все тихо, опять поспешил к Мойке и оттуда уж направился домой.
Михайлов знал Санкт-Петербург выборочно, к примеру, Васильевский остров хорошо, поскольку там жил, и справа от дома морская пристань, а слева — гавань. Он скорее ориентировался по рекам и каналам. Если бы Родька сказал ему, что почти добежал до Обухова моста и до Фонтанки, то Михайлов представил бы себе местность. Но взбалмошное «ни то ни се» толковало о каких-то вывесках с кренделями и угловых каменных домах розового цвета.
Решив, что дом, где скрылся Майков, никуда не денется, Михайлов постановил первым делом произвести разведку возле Елагина острова. Ведь неспроста же туда повезли пленника. Он сговорился с дядей Ефремом, который знал едва ль не всех столичных лодочников, чтобы порасспрашивал их. Дяде Ефрему они ответят на вопросы так, как не ответили бы ни Михайлову, ни даже Новикову, который на Васильевском был персоной известной. Может статься, кто-то ранним утром и приметил шестивесельную шлюпку.
А если сведения окажутся такими, что можно действовать, то Михайлов организует десант на остров в составе Новикова, Усова, дяди Ефрема и гребцов. Так он замышлял, пока не появилась Александра с Пашкой и Гришкой. Два молодых лакея, очень довольных, что вместо унылого сидения предстояли какие-то приключения, весьма бы пригодились в десанте. Вот только присутствие Александры Михайлову сильно не нравилось.
Знай он лучше дамскую натуру, понял бы: Александра не в восторге от того, что плывет с бывшим любовником выручать будущего супруга.
Так они прилежно и глядели в разные стороны, а Новиков, отнюдь не дурак, стал потихоньку соображать, что сие противостояние значит. Ефимка же понял одно: любезный крестненький обижен на переодетую даму, надо полагать, хвостом перед ним вертела, а к себе не подпустила. Родька, видя, что старшие не расположены к беседам, предался мечтаниям: когда рука срастется, он отыщет хорошенькую девицу на Миллионной и примется за ней махать по всем правилам, со свиданиями в Летнем саду, в модных лавках, с комплиментами и букетами. Единственное, чего он боялся, что война кончится и не будет случая совершить подвиги, за которые полагаются ордена. Если бы явиться к девице хотя бы с Георгиевским крестом четвертого класса или с Владимирским четвертой степени!.. Тут бы ей и стало ясно, что кавалер достойный, затмевает городских щеголей, гораздых только вертеться в бальном зале.
Но еще не случалось, чтобы экспедиция, все члены которой молчат, словно каменные болваны, увенчалась успехом. В результате единственным, кто принимал решения, оказался дядя Ефрем. На подступах к пристаням он стал окликать знакомых лодочников, допытываясь о гостях господина Елагина, которые-де приехали на шестивесельной шлюпке, но добился только того, что его послали прочь со словами:
— Ты в эти елагинские дела не мешайся! С утра не велено чужих пускать — ну так и катись с богом подальше! Каких-то злодеев там ловят, а что за злодеи — черт их разберет…
— Это мичман Ерофеев, — прошептал Ефимка.
— Не сомневаюсь, — согласился Новиков. — Что-то еще спьяну натворил.
— Этот всегда сыщет похождений на свою дурную голову, — сурово заметил Михайлов.
— Надо высаживаться на острове с другого конца, — сказал Новиков. — У них тут все строения на востоке, а на западе одни пруды. Вот оттуда надобно штурмовать…
— Елагинский дворец? — Михайлов фыркнул. — Вот как раз в прудах нас и искупают. Ты, наверно, не представляешь, сколько у старика дворни.
— А как же быть? — подал голос Колокольцев.
— Ерофеева выручать надо! — встрял Ефимка. — Он там голый, босый…
Мысли капитана второго ранга были похожи на хвосты спутанных нитей от распущенных канатных концов, которые необходимо сплести. И то, что каждая прядь пока сама по себе, ничего не значит — умелые руки ловко соединят ее с прочими, два конца сольются в один.
Михайлову нужно было потолковать с Нерецким — но именно потолковать ради сведений; если бы Нерецкий написал ему письмо, изложив все, что знает, это бы Михайлова устроило. А вот Майков был нужен, чтобы задать неприятные вопросы, которые накопилось много.
— Нет, высаживаться мы не станем. Хотя бы потому, что без меня вы натворите дел, — строго сказал он Новикову и Усову, — а со мной тоже невозможно, — я буду вам обузой.
— А я?! — воскликнул Родька.
— Кыш под лавку. Дядя Ефрем, прокати-ка нас вдоль острова, может, найдем каких рыболовов, расспросим. А потом… — в госпиталь! Вот куда уже давно пора.
— То есть как — в госпиталь? — возмутилась Александра. — А Нерецкий?
— Чем мы можем ему помочь, сударыня? — осведомился Михайлов. — Мы даже не знаем, точно ли он тут. Его могли и в иное место перевезти.
— Я уверена, что он здесь! Зачем его еще куда-то везти? Тут, у Елагина, целый замок и есть где спрятать человека! И посторонних не пускают — тому доказательство!
— Посторонних не пускают потому, что всех переполошил Ерофеев! — возразил Михайлов. — Никто не понял, что это за птица, для чего залетела! А в елагинском дворце одних картин — на миллионы!
— Значит, вы не желаете помочь Нерецкому?
— Да чем мы можем ему помочь? Неизвестно даже, почему его похитили! И позвольте вам напомнить, сударыня, мы искали совсем другого человека! — Михайлов сдерживал себя, но недовольство — оно как вонючий уксус, куда ни ставь бутыль, а запаху полна комната.
— А мне позвольте напомнить, что о Нерецком просил позаботиться сенатор Ржевский!
— А в помощь прислал лишь писульку, а не полк егерей, чтобы брать остров приступом!
Новиков только головой вертел, как сова на свету. Две яростные физиономии мелькали перед глазами — и неизвестно, в которой было больше злости.
— Вы хоть понимаете, что Нерецкий в смертельной опасности!
— Очень мы ему поможем, если при высадке нас встретят лопатами и вилами!
— Сударыня, сударыня, — заговорил Новиков, — успокойтесь, бога Ради! Мы произведем разумное отступление, чтобы вернуться…
— Да — когда его не станет!
— Сударыня, кабы господина Нерецкого хотели убить — так и спустили бы в воду где-нибудь там, — неопределенно махнул рукой на запад, в сторону Кронштадта Ефимка. — Зачем же его для того тащить на остров?
— Верно! — согласился Новиков.
— Для того, чтобы здесь убить, — уже плохо соображая, возразила Александра. — Поймите наконец, он вовлечен в интригу, злодеи впутали его в свои мерзкие дела! Может быть, он узнал то, чего не должен знать!..
