кожа обтянула ребра, колюче выступали ключицы. До синевы сожженная солнцем кожа смертной маской обтянула лицо ребенка.
И вдруг открылись его глаза — беспомощные, безжизненные, отрешенные. Они и открылись потому, что на них смотрел Атахан. Детская опаленная ручонка, как тростинка, приподнялась и, словно сломавшись, упала, а пепельные губы прошептали:
— Папа!
— Павлик! — вскрикнул Атахан и кинулся к нему, поднял и прижал к себе. — Сынок!
XIX
После ночных полетов Игорь принял душ, фыркая, подставлял хлестким струям широкие, прямые плечи. И сейчас еще он переживал горделивую сладость победы, испытанную ночью, когда посадил машину вплотную к посадочному Т. Командир полка, руководивший полетами, считал истинным асом одного Александра Покрышкина, а себя, сбив двенадцать вражеских истребителей, — дилетантом. Так командир и бровью не повел.
Но после полетов — Игорю все элементы удались — командир полка на разборе пристальнее обычного посмотрел на Игоря стальными непроницаемыми глазами. Обожженное лицо командира полка (он дважды горел и сажал горящий самолет) выразило в эти секунды нечто такое, после чего и замполит, и начальник штаба коротко, но с уважением пожали Игорю руку.
Сейчас спать! Спать! Спать!
Но спать не пришлось. Товарища положили в госпиталь этой ночью и сделали операцию — гнойный аппендицит. Игорь уже утром в Ашхабаде навестил друга.
Всего несколько лет минуло после землетрясения, а город встал стройным, чистым, с подчеркнуто восточной архитектурой. Игорь купил в киоске «Красную звезду» и сел в машину. В газете был портрет отца и статья о нем. Возле парка Игорь попросил водителя остановиться и подождать.
Он углубился в тенистую аллею. Вокруг почти никого не было, и он присел на скамейку, развернул газету.
У газетного стенда, в коридоре главка, стоял Курбан, утром возвратившийся из Крыма. Он увидел, как из приемной кабинета начальника с независимым и покровительственным видом, в чесучовом ладном костюме, вышел с портфелем человек. Умные, навыкате, красивые серые глаза прозорливо заглянули Курбану в душу, и Курбана потянуло к незнакомцу:
— Здравствуйте! Вижу, вы здесь свой человек! Хочу посоветоваться…
— Милости прошу! — И широким жестом, приятным, вкрадчивым и обнадеживающим голосом незнакомец расположил к себе Курбана. — Я к вашим услугам.
— Курбан! Меня зовут Курбан.
— Вот и прекрасно. А я инженер-строитель Георгий Огарков. Для вас просто Георгий.
— Спасибо, спасибо, — польщенный Курбан двумя руками пожал крепкую, сухую руку Георгия, — товарищ Огарков!
— Для вас — Георгий, — мягко поправил Георгий и высокомерно вздернул подбородок, приветствуя пожилого сутулого сотрудника с папкой. Тот поклонился Огаркову дважды.
«Важная птица! Я ему понравился. Может, он в силах направить меня на самый лучший участок», — прикидывал Курбан, потуже затягивая и без того плотно завязанный полосатый галстук и оглядывая свой новенький шевиотовый темно-синий костюм.
Они вышли. Курбан рассказал, как после окончания института получил путевку в Крым — бесплатную. Повезло! Везло и в детдоме: замечательная воспитательница Людмила Константиновна! Она- то и подсказала многим и ему, Курбану, дорогу. Теперь предстоит получить направление. Курбан назвал фамилию начальника. От этого начальника зависело, куда определят молодого инженера-строителя.
— Да, он забавный парень, — как бы не к месту обронил Огарков.
Они вошли в парк.
— Вы его близко знаете? Простите за назойливое любопытство.
— Он по моим конспектам сдавал сопромат. Я чертил ему чуть не все контрольные и курсовые. Да, приглашаю вас, Курбан, по рюмочке за знакомство… Кстати, если нужно, могу сказать ему о вас пару слов. — Они присели на скамью, отделенную кустами от другой. Огарков не мог видеть, сидит ли кто-нибудь на той скамье. Контакт налаживался, солнечные зайчики перескакивали с одного замка портфеля на другой.
Огарков крепкой рукой полуобнял Курбана:
— Со мной не пропадете. Понимаю волнение молодого инженера: вступаете на самостоятельный путь. — Полез в карман, бумажника не нашел, в другой, и там не было. — Забыл бумажник переложить из вечернего костюма, — пробормотал он.
— Если разрешите, я… — Курбан смешался. — Я вас, товарищ Огарков, приглашаю.
— Я обижусь на вас, я же для вас — Георгий.
За спиной зашелестело. «Газета, — подумал Огарков. — Нет, листва». И благожелательно кивнул Курбану: — Только в долг! Иначе — это не в моих принципах.
— Ну, конечно, конечно!
— Так вы, Курбан, одолжите мне. Я вам расписку дам сейчас же.
— Какая расписка?! Вы столько для меня готовы сделать.
— И сделаю! — уверял Огарков.
— Вот возьмите все это, вот мелочь.
— Ну, уж это лишнее, — принимая деньги, благородным жестом Огарков отстранил мелочь.
За спиной, за кустами, дернулась газета.
— Поищем злачное место. — Георгий встал, вспорхнул и счастливый Курбан: дело сделано. Повезло!
Повеселел и Огарков. Прикасаясь к деньгам, он вспомнил аромат коньяка.
— Важно правильно выбрать место работы, чтобы открывалась возможность роста.
— Да, хорошо, что у меня такой наставник, — заискивая, вторил ему Курбан, испытывая гадливость к себе: «Не рано ли я его так назвал? Не пересолил ли?»
За кустами зашелестела газета, раздалось ехидное покашливание, там сдерживали издевательский смешок.
Игорь, случайный свидетель этого разговора, негодовал.
«Забавно, забавно», — подумал он, глядя сквозь кустарник на удаляющиеся фигуры. Потом посмотрел газету. Что это?! «Наставник». Очерк об отце. И это не громкие слова — «Плеяда блестящих асов-испытателей выращена И. В. Ивановым. Он молодел около тех, кто штурмовал небо. Знатоки утверждали: он не испытывал машину, а пытал». Может быть, и так!.. Да, отец — наставник, и Огарков — «наставник». Впору бы дать ему по морде! Вымогатель! Ничтожество! Как солидно все, как отработаны приемы! Покровитель! Нет, слава богу, Наташа не с ним, хотя она, увы, мне кажется, думает иначе. Если этот Огарков захочет, они опять будут вместе. О, тайна женской души!..
Парадокс: мы взлетаем, крылья «ястребков» прикрывают таких наставников, как отец, и таких, как Огарков. И все это — народ… Однако жаль, что не назвался, не поговорил с ним… В то же время… я — лицо заинтересованное, брат покинутой им женщины…» — Игорь встал, складывая газету, и посмотрел вслед уходившим.
Игорь хотел встречи, но опасался своей несдержанности.
Решил посидеть, успокоиться, но вместо этого начал расхаживать по аллее, стараясь думать об отце. Это всегда успокаивало. Вспомнил рассказы о Покрышкине: отец преклонялся перед ним.
Игорь снова сел, подумал о своей жизни: не все так гладко с женой, как писал Наташе. Ревнует ко всем, кроме Аякса. Одевается небрежно, хотя и модно. И какие-то барские замашки появились: каждую неделю приглашает женщину убирать квартиру. Окна сама не стала мыть… Конечно, отнимает время школа
