— Здравия… желаем… товарищ… адмирал! — четырехкратно пророкотали шеренги.
— Поздравляю вас с благополучным плаванием через четыре моря и прибытием в состав Средиземноморской эскадры!
— Ура!.. Ура!.. Ура!.. — громогласно отозвался строй.
— У меня есть для вас приятные новости, — опустив руку, продолжал контр-адмирал. — Зачетная ракетная стрельба у вас принята с оценкой «отлично». Завидно начали боевую службу, товарищи, теперь гордость не позволит вам снижать темпы. А дела нам предстоят большие и интересные…
Когда строй распустили, он попросил офицеров задержаться на палубе.
— Где же тут мои? — оглянулся вокруг Русаков.
Первым к нему подошел брат.
— Смотри, какой бравый марсофлот из тебя, Паша, получился. Куда и мозоль подевалась! Не обижают тебя тут?
— Он и сам кого хошь обидит, товарищ контр-адмирал, — сказал стоявший рядом инженер-механик Дягилев.
— И правильно, на флоте бабочек не ловят, — подмигнул брату Русаков-старший. — Сердечно поздравляю тебя, Паша, с днем рождения! Пирог со свечками испекли? — обратился он к стоявшим на палубе старшим офицерам крейсера.
— С гербом города корабелов, товарищ контр-адмирал, — ответил Валейшо. — И жалованную грамоту припасли.
— А ты чего невесел, товарищ лейтенант? — расцеловав сына, спросил командир эскадры. — Или не по вкусу пришлось большое плавание?
Игорь натужливо улыбнулся.
— Ну как мои у тебя тут служат? — спросил контр-адмирал Урманова.
— Служат хорошо, — выручил командира Валейшо.
— Не срамят, значит, честь фамилии?
— Лейтенанту Русакову за ракетную стрельбу объявлена благодарность, поспешил сообщить замполит.
«Сначала дали по мордасам, а после заклеили фингал золотым пластырьком», — мысленно прокомментировал слова Валейшо насупленный Игорь.
Вечером командир эскадры долго не отпускал Урманова из рабочего кабинета флагманской каюты. Дотошно интересовался делами на ракетоносце.
— Какую скорость показали на мерной миле? — спрашивал он.
— Пока не обросли — даже выше расчетной.
— Управляемость на встречной волне?
— Настоящей волны пока не нюхали, Андрей Иванович. На семи баллах корабль держится хорошо.
— Разгильдяи в экипаже есть?
— Разгильдяев нет, но несколько человек имеют взыскания.
— Этих списать! Через пару дней пойдет домой «Пантера», отправить списанных, взять с нее замену.
— Эти матросы были на заводе, Андрей Иванович, материальную часть знают до винтика. Нельзя их списывать…
— У вас флагманский корабль, а не детский сад, чтобы каждого водить за ручку. Не хотят служить как следует, пусть пеняют на себя!
— Они будут служить как следует.
— Когда моя лысина снова закудрявится? На флагманском корабле дисциплина должна быть образцовой!
— На флагманском корабле тоже служат люди, а не роботы…
— Вы поняли мое приказание, командир?
— Я считаю его ошибочным, товарищ контр-адмирал. Все-таки кораблем командую я и знаю, на кого можно положиться…
— Ну хорошо, я оставляю этот вопрос на ваше усмотрение. Только смотрите, командир!
— Есть смотреть, товарищ командир эскадры!
— Ну ладно, хватит о делах, — помягчел Русаков. — Ты мне про Игореху подробней расскажи. Замполит твой его похваливал, а как он на самом деле?
— Я думаю, он скоро придет к вам проситься на другой корабль…
— Как на другой? — привстал с кресла контр-адмирал.
— Считает, что здесь не по достоинству оценивают его способности…
— Послушай, Сергей, я же предупреждал тебя, что у него характер не сахар! Надо было с первого дня взять его в ежовые рукавицы!
— Таких нам по шхиперскому снабжению не положено, товарищ командир эскадры.
— Ты не ёрничай, Сергей, у нас разговор серьезный! Что он, заносится? Или подчиняться не любит?
— Он равнодушен к службе. Делает все от и до, но ни капельки больше. Потому мы не доверили ему старта, а у него болезненно взыграло самолюбие…
— Взыграло, говоришь? Так пусть оно почаще у него играет! Ну хорошо, я с ним сам поговорю… А как у него с женой? — преодолев неловкость, спросил Русаков. — Он же в письмах ничего не писал, только приветы от нее передавал.
— Этого я не знаю, Андрей Иванович, но думаю, что они любят друг друга…
— Рожать она не собирается?
— Откуда мне про это знать? — отвел взгляд Урманов.
— Ты сейчас только заявлял, что командир лучше всех знает своих подчиненных!
— Бывают такие вещи…
— Ну а ты сам-то хочешь от него избавиться? Говори честно, не юли!
— Я считаю его толковым, перспективным офицером. Личных счетов у меня с ним нет никаких…
Русаков встал, подошел к Урманову, оглядел его с головы до ног, словно хотел в чем-то убедиться.
— Никаких, говоришь? — хрипловато произнес он. — Тогда скажи мне без дураков, у тебя с этой женщиной, ну, снохой моей, ничего не было?
— Я не обязан отчитываться! — вспыхнул Урманов.
— Я не заставляю тебя, Сергей, — устало сказал контр-адмирал. — Я прошу тебя как старший товарищ… Пойми, мне это очень важно.
— Да я ее едва знал! Видел всего несколько раз на корабле!
— Ну спасибо за откровенность…
Сигнал боевой тревоги разбудил лейтенанта Русакова среди ночи. Набросив китель, застегиваясь на ходу, он побежал на стартовую батарею. Сел в кресло возле контрольного пульта, поеживаясь и позевывая.
— Снимаемся с якоря? — обращаясь к расчету, спросил он.
— Непохоже, товарищ лейтенант, — негромко ответил ему мичман Кудинов. — Просто ночное учение.
Команды на съемку действительно не последовало. Минут через сорок дали отбой тревоги.
Игорь вышел на верхнюю палубу. Увидел крупные звезды, ярко горящие в темно-фиолетовом небе, скатывающуюся в волны щербатую, как надкушенный пряник, луну. Воздух был густым и волглым. Повсюду на палубах и надстройках блестели мокрые потеки.
Осмотревшись по сторонам, лейтенант заметил, что якорных огней стало больше. Корабли стояли теперь не в две, а в три линии.
— Чего не спишь, Игорек? — спросил его подошедший старший лейтенант Исмагилов.
— Прохлаждаюсь. Что за корабли пришли?
