согласился бы им стать. Ну разве что в каком-нибудь уж совсем экстремальном случае, когда пришлось бы выбирать между жизнью и смертью или за такие деньги, которые мне и не снились-то пока ни разу.
Вообще, попал я с этим господином Генеральным инспектором, ничего не скажешь. Знал бы – держался подальше. На всякий случай. То есть мне известна масса людей, которые многое бы отдали за подобное знакомство, но я к таким не отношусь. Наверное, я не характерный военкосмолет. По мне – чем дальше от любого начальства, тем лучше. И поближе к кухне, понятно. Бытовая философия солдата, но никак не офицера. Потому что ни один нормальный солдат в наше время давно уже не мечтает стать генералом. Ибо хлопотное это дело, а солдата на контракте и так неплохо кормят, не говоря уже о том, что год службы в боевой части за два года работы на гражданке идет. А вот офицер мечтает. И прекрасно знает: первое, что для этого необходимо – быть на виду. Грудь колесом, вид молодцом. Так было, есть и будет. Аминь. Я же – не хочу. Что толку стремиться вверх по служебной лестнице, если на всю Солнечную у Земли один- единственный космокрейсер, несущий аж целых шесть (девять в перспективе) спейсфайтеров- истребителей типа В-910 «Бумеранг»? Ну дослужусь я, если очень уж повезет, до командира звена (это три «Бумеранга» и звание капитана) или даже всей боевой корабельной группы, получу майорские звезды, дальше что? Разница в пенсии не так уж и велика, чтобы рвать жилы и лизать начальству задницу. Лучше просто хорошо летать, что я и делаю с удовольствием. К тому же реального противника что-то не видно, а без него перспективы расширения военного космического флота Земли проблематичны. Так и останется наш крейсер всего лишь дорогостоящим экспериментом. В самом лучшем случае.
Вот примерно с такими мыслями я и ступил на борт родного корабля. И тут же, не успев еще доложиться командиру о прибытии, наткнулся на своего механика, вольнонаемного Николая Богдановича Гордеева или, как звали его все наши пилоты, дядю Колю.
Было дяде Коле немного за пятьдесят, и он обладал всеми качествами образцового механика из какого-нибудь художественного произведения, будь-то книга, фильм или вирт – не важно. Килограмм двадцать лишнего веса, хрипловатый голос, ходит вразвалочку, не дурак выпить и незамысловато пошутить, руки золотые.
Облаченный в рабочий комбинезон, поверх которого был нацеплен плотно набитый твердым и железным инструментальный пояс, механик, не торопясь, шествовал по коридору с видом хозяина корабля. Изо рта у него торчала вечная трубка. Без табака, понятно, на борту корабля курить запрещено под страхом немедленного морального четвертования лично капитаном с последующим увольнением. Но само наличие трубки,
– Привет, Серега! Как дорога? – поздоровался он со мной за руку и в рифму.
– Твоими молитвами, дядя Коля. А ты чего такой веселый наоборот?
– Чему мне радоваться? На борту чистый шухер под видом Генерального инспектора СКН. Слыхал о таком?
– Мало – слыхал. Я с ним, считай, от самого Иркутска лечу.
– Да ты что? – удивился дядя Коля. – И как?
– Что – как?
– За каким рожном он к нам приперся?
– Не знаю, дядь Коль, честно. Знаю только, что зовут его Питер Уварофф, по национальности он вроде бы немец, но в предках у него есть русские. И еще он военный летчик в прошлом. Говорит, даже встречался с нами когда-то в бою.
– Это когда ж, интересно… – задумчиво прищурился дядя Коля. – Сколько ему лет?
– За семьдесят по виду.
– Ага. Значит, наверное, когда хохлы турков били, а мы помогали.
– Угадал. Тридцать девять лет назад.
– Хорошо, что он бывший военный летчик, – вздохнул дядя Коля. – Но нам это все равно не поможет.
– Что ты хочешь сказать?
– Как только где-то появляется инспектор, жди усиленного начальственного пыла. А уж если инспектор Генеральный, то и пыл будет соответствующий. Куда там протуберанцу. Да что я тебе тут рассказываю, будто салаге какому, сам все знаешь.
– Ты поэтому пояс нацепил? – усмехнулся я. – Чтобы всякое начальство сразу видело – при деле человек. Идет чинить срочно машину «Бумеранг» и не надо на него тратить эти… протуберанцы.
– Ага. Хотел еще контейнер с запасными схемами прихватить, но потом решил, что это уже слишком.
– Два, – сказал я.
– Что два?
– Контейнера. У нас же готовность номер один или как? А при готовности номер один контейнеров нужно два. Это при готовности номер два – один.
– Вот тебе хаханьки, – сказал дядя Коля, машинально достал кисет с табаком, но, заметив мои глаза, быстро опомнился и спрятал, – а у меня плохие предчувствия.
Видно было по всему, что вольнонаемному механику охота поболтать, но мне приходилось помнить о том, что я офицер и только что в приказном порядке прибыл на борт, прервав отпуск.
– Ладно. Ты извини, дядь Коль, но я пойду доложусь начальству. Тому самому, у которого пыл и протуберанцы. Потом поболтаем.
– Потом будет хрен с винтом, – пробурчал механик мрачно. – Иди. Если буду нужен, я в ангаре.
Доложиться, однако, я не успел. Даже переодеться и то не успел. Едва зашел в каюту и бросил вещи, как в нагрудном кармане ожил коммуникатор.
– Старший лейтенант Тимаков! – выпалил я бодро, созерцая длинную, неизменно и тщательно выбритую физиономию капитан-командора Ивана Малковича.
Он не отреагировал, и по его слегка отрешенному взгляду я понял, что командир нашего, не успевшего снискать боевой славы крейсера просто ждет, когда отзовутся все. Ага, так и есть.
– Внимание всем офицерам, – скучным голосом произнес, моргнув по-совиному, Малкович. – Ровно в пятнадцать ноль-ноль объявляется общий сбор в кают-компании. Повторяю. Ровно в пятнадцать ноль-ноль объявляется общий сбор в кают-компании. Считайте, что это приказ. Кто опоздает или не явится по якобы уважительной причине, спишу на берег к чертовой матери. Все, до скорой встречи, господа.
Малкович отключился, и только сейчас я понял, что командир корабля обращался ко мне и другим офицерам по личным, хорошо защищенным каналам связи. Значит, и впрямь положение серьезное. Может, действительно, прав дядя Коля и впереди нас ждут неприятности в виде пресловутого хрена с винтом? Ладно, ждать недолго, до пятнадцати часов осталось три минуты, сейчас все узнаю.
Рассказывают, что при проектировании патрульного крейсера «Неустрашимый» вопрос о том, предусматривать кают-компанию или нет, стоял весьма остро. Места не хватало катастрофически. То есть буквально каждый кубический дециметр на счету.
И убрали бы кают-компанию, к гадалке не ходи, но вмешался как раз Иван Малкович, который не был еще тогда капитан-командором, но уже был назначен на должность командира будущего космокрейсера, обладал природным здравым смыслом, а также в силу общего пофигизма и стервозности характера мало кого и чего боялся.
«Не будет кают-компании, – якобы заявил он на каком-то решающем совещании, – крейсер не приму».
– Обойдетесь, – заметило ему добродушно какое-то высокопоставленное лицо из тех, кто мнит себя вершителями судеб людских в планетарном масштабе. – Места нет, Иван Любомирович. И вообще – это боевой космический корабль, а не летающий… э-э… театр-варьете. Скажите спасибо, что есть каюты. А в компании – хе-хе – офицеры пусть на лунной базе собираются. Или на Земле.
– Спасибо, – оскорбительно поклонился Малкович. – Но вы меня, вероятно, не поняли. Отсутствие на боевом корабле кают-компании лично я воспринимаю как прямой подрыв командного и товарищеского духа, что, несомненно, скажется на качестве выполнения поставленных задач. Иными словами, считаю это самым настоящим саботажем и, следовательно, как будущий командир корабля, поддержать и принять данное ваше решение категорически не могу.
