– Мало того, – продолжил Уварофф, – судя по тому, что я услышал, эти люди, если, конечно, они люди, общаются на каком-то странном немецком языке.
– Что значит странном? – осведомился капитан-командор. – И почему вы сомневаетесь в том, что они люди?
– Вы же владеете немецким, господин капитан-командор, – сказал Генеральный инспектор. – Ничего не заметили?
– Немецкий мне не родной, и я не лингвист, – нахмурился Малкович.
– Я тоже не лингвист, но немецкий, как вы помните, мне родной, – ответил Генеральный инспектор. – Так вот. Мне кажется, так разговаривали лет двести назад, если не больше.
– Устаревший немецкий? Час от часу не легче.
– Что же касается их принадлежности к людям, то мы их не видели. Только слышали. А с учетом того, что здесь у нас в Солнечной сейчас творится, можно предположить что угодно.
– Еще одни чужие, – мрачно заметил командир БЧ-2 (ракетно-артиллерийская боевая часть) капитан третьего ранга Марк Коган. – Да еще и немцы. Но немцы старые, двухсотлетние. Выдержанные такие немцы, я бы сказал. Вы как хотите, а мой бедный еврейский мозг не может это переварить.
– А ты напрягись, – посоветовал старпом Анвар Исмагилов. – У кого еще должны варить мозги, как не у вас, евреев?
– Угу, – сказал Коган. – Я всего лишь бедный майор-пушкарь, а ты у нас целый кавторанг и старпом. У тебя по званию и должности мозги должны варить лучше моих.
– Отставить детсад, – поморщился капитан-командор. – По существу вопроса есть соображения?
– Только одно, – сказал Анвар.
– Слушаю тебя, старпом.
– Уж не знаю, кто они такие и откуда, но ясно одно. Сейчас это наши союзники.
– Были, – тут же вставил Коган. – Были союзниками.
Повисло молчание. Из той информации, которую получил от разведчиков «Неустрашимый», прежде чем борт «Быстрого» умолк, было ясно – неведомым союзникам удалось крепко потрепать чужих. Вероятно, они уничтожили или нанесли непоправимый урон одному из двух кораблей. А также предположительно уничтожили или вывели из строя тринадцать вражеских файтеров. Сами при этом на момент, когда прервалось сообщение с «Быстрого», потеряв девять истребителей из одиннадцати. Да, дрались «немцы» отчаянно, но численное преимущество – это численное преимущество. Особенно, если оно подавляющее, а техника и вооружение у противников примерно равны. Шансов победить у тех, кого значительно меньше, практически нет. Разве что удача совсем уж отвернется от другой стороны. Но всерьез на это рассчитывать могут лишь глупцы. Или герои.
– Мда, – вынужден был согласиться Исмагилов. – Но вдруг они не одни?
– Вдруг только член поутру вскакивает, – сказал Малкович. Любил он иногда выражаться с истинно военно-космофлотской изысканностью. – Да и то не у всех и не всегда. Ладно, черт с ними, с этими немцами или кто они там, потом разберемся, если живы будем. Меня сейчас интересует, что с нашим «Быстрым» и где еще пять кораблей чужих. Разведка?
– Ищем, господин капитан-командор, сэр! – бодро доложил командир разведчиков капитан-лейтенант Роберт Эванс, в чьем подчинении находился не только штатный первый пилот разведбота старший лейтенант Франц Дюран, но и все те, кто приник сейчас к мониторам сканеров, обшаривающих равнодушную пустоту в поисках врага. Эванс не принадлежал к числу старших офицеров «Неустрашимого», но в данном случае Малкович посчитал его присутствие не лишним.
– Хреново ищете! – рявкнул Малкович. – Пять чертовых посудин, каждая из которых размером с хороший городской квартал и способна за две недели добраться от Нептуна до Земли. Они что, призраки? Почему «Быстрый» засек этих двоих еще на подходе к Марсу, а мы где-то потеряли целых пять?!
Капитан-командор прекрасно отдавал себе отчет в том, что Эванс перед ним ни в чем не провинился, и по-хорошему орать бы на него не стоило. Но из опыта он знал – иногда подчиненному не лишне вставить пистон, даже незаслуженный. В целях профилактики. Злее будет и, в свою очередь, другим – тем, кто под ним, расслабиться не позволит.
– Люди спят по четыре часа, господин капитан-командор, сэр! – вытянулся Эванс. – Но мы не знаем, какими возможностями маскировки обладает наш противник. К тому же, как вам должно быть известно, чужие не пользуются радиосвязью и…
Договорить он не успел. Возможно, к лучшему. Капитан-командор Иван Малкович терпеть не мог оправдывающихся. «Кто хочет, тот ищет возможности. Кто не хочет, тот ищет оправдания», – любил он повторять древнюю народную мудрость и не помнил случая, когда бы она его подвела, оказавшись не к месту, поскольку самодуром не был и невыполнимых задач перед подчиненными не ставил. Старался не ставить.
Вот и сейчас. Он уже готов был прервать Роберта Эванса и устроить ему настоящий разнос (благо капитан-лейтенант был самым младшим по званию среди присутствующих, и командирская этика вполне это позволяла), но личный комм Эванса сделал это вместо него – прервал хозяина, издав вопль срочного вызова.
– Разрешите ответить, господин капитан-командор, сэр? Это мои люди.
– Отвечайте, – буркнул Малкович. – Надеюсь, они сообщат то, что я давно хочу услышать. Мы все надеемся.
Через три минуты сигнал боевой тревоги разделил жизнь военкосмолетов на две части: одну они уже прожили, готовясь к защите родной Земли от гипотетических инопланетных захватчиков, и вторую им предстояло прожить, защищая Землю от реального неприятеля. Который был обнаружен и по меркам космической схватки находился совсем близко…
Глава 29
Пилот этого немецкого истребителя был настоящим героем, по-другому не скажешь. Мы видели, как он вклинился между атакующим немецким кораблем и чужим, таща на хвосте два вражеских файтера. Точно под огонь своих пушек. Возможно, ему и удалось бы проскочить, но тут чужак снял защитное поле и ударил в ответ.
Два корабля словно впились друг в друга десятками жадных лазерных лучей, я буквально чувствовал, как плавится под их испепеляющими поцелуями броня, и даже не хотел думать, каково сейчас тем, кто находится под этой броней. Людям, понятно, на чужих мне было плевать. Учения по борьбе за живучесть корабля проводятся у нас на «Неустрашимом» регулярно, и я не знаю ни одного человека, кому они нравятся. Чинить, облаченным в бэтлсьют, якобы перебитые коммуникации и латать дыры в углеритовой броне – то еще удовольствие. Здесь же не учения – настоящий бой, в котором перебиваются не только коммуникации, но и кости, а дыры с равным успехом плавятся в броне и живом теле.
Оба каплевидных файтера чужих, преследующих немецкий истребитель, сгорели в мгновение ока. Испарились, словно капли воды на горячей сковороде, да простится мне этот каламбур. Досталось и геройскому «тазику». Он действительно почти проскочил между двумя кораблями, что само по себе уже было чудом. Но почти, как известно, не считается. В самый последний момент, когда мы уже готовы были радостно заорать, немец влетел точно под удар лазерной пушки. Самое обидное, что это была пушка своих…
Он не сгорел. Вероятно, защитное поле приняло на себя основной поток смертоносной энергии. Тем не менее, управление истребителем было явно потеряно – оптика показала, как «тазик», беспорядочно кувыркаясь, с отказавшим двигателем, вывалился из боя. По инерции его с приличной скоростью несло в нашу сторону. Так нам показалось.
– Гляди-ка, – сказал Лянь Вэй. – Мало ему досталось, теперь еще и в Фобос врежется.
– Какая разница? Пилот наверняка уже на небесах. И это не те небеса, в которых пока летаем мы.
