Видел, как по нему влупили свои?
– Им деваться было некуда, они и сейчас лупят. И, кажется, не зря… Смотри, смотри!
«Бортач» показывал нам сразу три картинки: общую трехмерную схему боя, на которой было видно положение каждого искусственного объекта в данную секунду, направление его движения и скорость; оптическое изображение двух кораблей, сцепившихся щупальцами лазеров, и оптическое же изображение немецкого истребителя, который с видом «мертвее не бывает» продолжал кувыркаться в нашем направлении. Вернее в том, которое, как нам казалось, должно было вскоре пересечься с орбитой Фобоса в точке, где последний как раз и будет находиться. Вместе с нами, многогрешными.
«Не забыть дать «бортачу» команду рассчитать траектории. Врежется он в Фобос или мимо пролетит?» – мелькнула мысль, и я переключился на картинку боя.
Вовремя, там было на что посмотреть.
То ли немецкие лазеры оказались мощнее, а пушкари точнее, то ли просто чужим не повезло, но их корабль, такой с виду большой и страшный, разваливался на глазах. Броня отлетала от него громадными скрученными пластами по всему корпусу, словно иссохшая толстая кожура с фисташкового ореха, обнажая под собой, как у того же ореха, гладкую скорлупу второго защитного слоя. И уже этот гладкий слой вдруг прочертила геометрически правильная огненная решетка, состоящая из одинаковых шестигранных ячеек – чисто пчелиные соты. А затем чужой развалился окончательно, каждая ячейка превратилась в цилиндр, и рой этих цилиндров под разными углами устремился к Марсу – прочь из-под убийственного огня лазеров.
Ушли не все, часть немцы успели сжечь. Но тут им стало не до уничтожения аварийных капсул (в том, что шестигранные цилиндры представляют собой нечто вроде аварийных капсул, у нас с Лянь Вэем сомнений не было) – второй корабль чужих, гигантский шар, завершил боевой маневр, зашел немцам в тыл и открыл огонь на поражение из всех своих пушек. Прямой наводкой, как сказали бы артиллеристы на Земле, но в космосе любая наводка прямая, лазерный луч навесом не бьет…
– Аллес – сказал я, машинально употребив немецкое слово. – Один против двоих не пляшет.
– А жаль, – вздохнул Лянь Вэй. – Сюда бы сейчас наш «Неустрашимый» на помощь немцу, да?
– Боюсь, одного «Неустрашимого» маловато будет. Пяток – иное дело. Лучше – десяток.
– Угу. Еще лучше тридцать.
– Мечтать не вредно, вредно не мечтать, – пробормотал я. – А знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Надо было раньше беспокоиться о мощном космофлоте, теперь поздняк метаться.
– Почему в Сочи? – удивился Лянь Вэй, никогда не игравший в преферанс. Он играл в маджонг.
– Потом объясню… Смотри, немец пытается уйти. Правильно делает.
– У него один выход – садиться на Марс. Если сумеет с такими повреждениями.
– По-моему, именно это он и задумал…
Следя за маневрами двух кораблей, один из которых теперь старался вынырнуть из-под огня, а второй его преследовал, мы почти забыли о подбитом немецком истребителе. Но тут он напомнил о себе сам. Вернее, напомнил о нем наш «бортач», сообщив, что «тазик» врежется в Фобос ровно через двенадцать минут. Мало того. Судя по траектории движения, погибший герой влетит точнехонько в кратер Стикни. Недалеко от нас, километрах в трех-пяти.
Я тут же вспомнил, что хотел дать «бортачу» команду рассчитать траектории. А он сам это сделал. То есть понятно, что «бортач» запрограммирован предупреждать о столкновении с чужеродным телом и, пролети останки немецкого истребителя мимо, смолчал бы, но все равно спасибо. Тем не менее, не мешало бы уточнить, раз такое дело. Вдруг бедолага рухнет не в трех-пяти кэмэ, а таки угодит в Лимток да и еще и нам на головы? Вероятность мизерная, но всякое бывает.
– Внимание, «бортач», – сказал я. – Прошу точнее рассчитать координаты падения объекта и отметить точку падения на объемной схеме Фобоса.
– Есть, – ответил «бортач» почти человеческим голосом. – Секунду подождите, собираю данные.
– Веселый человек Франц Дюран, – усмехнулся Лянь Вэй.
– Ага. Я давно заметил. Забавный софт для «бортача». Может, нам тоже такой установить? Если будем живы.
– Типун тебе, – по-русски ответил Лянь Вэй. – Пусть умирают чужие.
– Пусть, – согласился я.
– Ахтунг! – рявкнул по-немецки «бортач». Видимо, наслушался переговоров в эфире. И продолжил на стандартном английском: – Объект включил аварийные двигатели! Столкновения не будет, будет мягкая посадка через… – он мгновение помедлил, – шесть минут четырнадцать секунд.
– О-па, – сказал я. – Жив курилка? Или это автомат сработал?
– Ты у меня спрашиваешь? – осведомился Лянь Вэй. – Лучше сюда посмотри, – он ткнул пальцем в трехмерную схему боя.
Немецкий корабль, потеряв в бою все свои истребители, уже значительно снизился и отдалился от нас. Он явно стремился уйти на Марс, но чужой и его каплевидные файтеры продолжали атаковать. Очень скоро и немец, и чужие должны были скрыться за горизонтом (наша орбита была гораздо ниже, и мы их обгоняли в своем движении вокруг Марса). Очень скоро, но еще не сейчас. И, как только «наш» истребитель (мы уже считали его нашим со всех сторон) ожил, три файтера чужих отделились от общей стаи и на полной тяге устремились к недобитому противнику.
– Вот же суки, – сказал я.
А Лянь Вэй ничего не сказал, только нахмурился. Все было ясно и без слов. Если «тазик» сядет где-то рядом, то наши надежды остаться незамеченными, быстро передать на «Неустрашимый» инфу и тихонько смыться можно похоронить. И хорошо, если только надежды. А то как бы и самим не пришлось здесь лечь. Найти свою смерть на Фобосе, будучи сожженным вместе с разведботом, который послужит сразу и гробом, и могилой. В десятках миллионов километров от родной Земли. Что может быть печальнее этой мысли? Только мысль о том, что даже отомстить за нашу дурацкую смерть будет некому.
Значит, надо жить. Очень глубокомысленный вывод. А главное, верный. С какой стороны не посмотри.
– «Бортач»! – рявкнул я. – Где точно сядет объект?
– Почти там же, где собирался упасть. Ориентировочно, три – три с половиной километра от края Лимтока, в центре Стикни. Даю схему. Мы – зеленая точка. Объект – красная.
Появилась объемная схема Фобоса.
Да, совсем близко.
– К нам направляются еще три объекта. Файтеры чужих. Как скоро они будут здесь?
– Расчетное время – тридцать девять минут. Плюс-минус три минуты.
Лянь Вэй выругался по-китайски.
Я его прекрасно понимал. Чертов условный союзник, пусть и сам этого не желая, подставил нас так круто, что дальше некуда. Сидели себе тихо, как мышь под веником, никого не трогали, наблюдали. И тут на тебе – кому-то срочно потребовался веник. Куда, спрашивается, деваться бедной мыши?
Мозг лихорадочно искал выход из создавшегося положения. Мысли метались, словно молнии в грозовом небе.
Если нас заметят на грунте – расстреляют сверху, как беспомощных детей.
Если нас заметят на взлете – догонят и опять же расстреляют.
А заметят в любом случае.
Но в любом ли расстреляют?
В космосе полно пространства для маневра.
Да, у файтеров чужих скорость больше. Но как далеко они могут отрываться от своего корабля, и что у них с топливом? И, кстати, как насчет управляемого полета в атмосфере? Что-то крыльев не видно. А «Быстрый» в атмосфере умеет, так же, как наши «Бумеранги». Не самолет, понятно, с «МИГ-42» М не сравнить, но умеет. Слава конструкторам. К тому же чужие сейчас, в основном, отвлечены на крупную рыбу, и наша фитюлька для них может показаться малосущественной.
Да, пожалуй, это лучший выход – попробовать спрятаться на Марсе. Лучший из худших. Вон и немец пытается это сделать. Чай, не дурак.
– Марс, – сказал я. – В открытом космосе могут запросто догнать.
