Он рассказал о столкновении с человеком в балахоне и маске. Шерон в шутливом неодобрении покачала головой.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что твое подозрение ipso facto отменяет все его конституционные права? А как же с 'несанкционированным обыском и арестом'?
— Никаких обысков, просто толкнул нечаянно, — с непроницаемым лицом ответил Бейли.
— Элементарно, Холмс. Значит, тебе удалось заглянуть в его чемодан. И — что?
— Электродетали. Модули памяти для компьютера. Причем я таких еще ни разу не видел. Судя по всему, объект доставил Кан оружие, а модули взял взамен.
— Слишком уж гипотетично, тебе не кажется? — Ее светлые, острые глаза словно пригвоздили его к дивану. — Может, он продать эти модули хотел? Или принес Кан что-нибудь другое. Другое какое-нибудь оружие. Вполне законное.
— Возможно и такое. Хочешь, поспорим?
Шерон наморщила нос.
— Фигу тебе. Скорее всего ты, как всегда, прав. — Она помолчала, еще раз проверяя все услышанное на прочность. Таков был обычай, которому оба следовали с истинным наслаждением. И что же было дальше?
— Проследил объект до машины и, когда он уехал, засек номер. Возможности подсадить в экипаж клопа не представилось. Вернувшись к себе, выяснил, что такого номера в списках не зарегистрировано.
— Значит, здесь тупик. А что с модулями из чемодана?
— По серийным номерам отследил — они из партии, бесследно пропавшей две недели назад. Считай произведение искусства, очень экзотические и дорогие. Чтобы получить к таким доступ, нужно работать в каком-нибудь закрытом проекте.
— Да уж. — Шерон минуту поразмыслила. — Странно, правда? Непохоже на пацана, ляпающего самодельные пукалки, чтобы добыть денег на очередную дозу.
— Это-то меня и заинтересовало.
Она еще немного подумала.
— Но тут, по-моему, тоже тупик. Кан скорее всего не знает своего поставщика. А если и знает — не назовет.
Бейли покачал головой. Начиналось самое приятное. Наступил его черед смаковать свою тайну.
— Поставщика я уже идентифицировал.
— Но… как это? — озадаченно спросила Шерон. — Ведь он был в маске.
— Сделал пару снимков. В инфракрасных лучах, и еще сканирование пучком ультразвука. Новинка. Наложили изображения одно на другое, увеличили — и реконструировали черты лица под маской. Тут, прежде всего, выяснилось, что это — не 'он', а 'она'. Я переслал фото в отдел автомототранспорта, они его сличили со своими архивами картотекой водительских прав — и прислали три возможных варианта. Два я сразу смог отвести за несовпадением прочих физических признаков, а у третьей совпали и рост и вес. Розалинда Френч, биохимик, место работы 'Норт-Индастриз', аэрокосмическая лаборатория в Лонг-Бич. Какие-то военные разработки.
— Гос-споди боже мой, — потрясенно ахнула Шерон. Ученый с допуском — и махинации с самодеятельным оружием?
— Нелепо, правда? — Бейли уставился в угол. Только, теперь до него начало доходить, на какую глубокую тайну посчастливилось напороться. — Наводит на размышления. Зачем человеку, которому очень даже есть, что терять, ввязываться в уголовщину?
— Но ты ведь выяснишь?
— Да. — Глаза Бейли сузились, точно высматривая предстоящий путь. — Я выясню.
СНОВА ДОМА
Выходя из Федерал-Эрлайнс Билдинг, она почувствовала внезапный страх. Сколько дурных воспоминаний связано с этими вот рядами кресел, сувенирными киосками, объявлениями о прибытии/отлете и звуками 'Мьюзика'! Подростком она сновала, словно челнок, из одного дома в другой, от матери — к отцу и обратно… И ни один из двух домов не был ей родным. Бессчетное количество раз отец встречал ее здесь, в Лос-Анджелесе равнодушный, рассеянно-отстраненный; обнимавший, но никогда не целовавший и избегавший смотреть в глаза.
Юми увидела его сразу, едва выйдя из-под транспаранта 'ПРИБЫТИЕ'. Человек науки, такой возвышенный, стоял за спинами встречающих — высокий, худощавый, с резкими чертами лица и длинной, густой, пушистой шевелюрой. Точно такой, каким она помнила его с последнего раза. И не скажешь, что прошло целых шесть (или семь?) лет.
Он еще не заметил ее. Она колебалась, сжимая в руках сумку и думая, что изменить решение еще не поздно. Может, в кассах найдется одно место на ближайший до Гавайев. Сейчас она вполне поняла: не следовало ей сюда приезжать. Вообще не следовало. Не осталось для нее здесь ничего. Кроме боли.
Но он уже увидел ее и помахал рукой. Жест был угловато неуклюж — он никогда не отличался грациозностью. Если уж становишься придатком компьютера, подумала она, это на всю жизнь. Такие не меняются. Такие и умирают, не узнав, что такое — быть человеком.
Мысленно махнув на все рукой, она устало подошла в нему, стыдясь того, что ей не хватило духу повернуться и уйти. Он обнял ее за плечи и неловко привлек к себе.
— Юми. Большое спасибо, что ты приехала.
— Как твои дела? — вполголоса спросила она.
— Замечательно. А твои?
— В порядке.
Он повернулся и пошел вперед, — широко шагая, что значило, что ей не следует отставать. А вокруг друзья встречали друзей, родственники — родственников, смеялись, обнимали друг друга… Юми спокойно и сдержанно смотрела прямо перед собой. Лицо ее не выражало никаких чувств.
— Уже сколько лет этот аэропорт не ремонтировался. — Он с неудовольствием огляделся вокруг: грязный ковер, потемневшая плитка потолка, засыхающие в горшках пальмы. — Знаешь, я еще помню время, когда оно принадлежало 'Пан-Ам'… Нет, TWA. А правительство никогда не имело подхода к ведению дел в авиаиндустрии. — Заметив, что она отстала, он остановился и оглянулся. — Может, мне взять это? — Последовал кивок на парусиновую сумку.
— Спасибо, я сама. — Она крепче сжала пальцы, точно он мог отнять сумку силой. — Она не тяжелая. К тому же, не думаю, что в данном случае рыцарство уместно.
Он, похоже, смутился:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты ведь на пятьдесят лет старше меня.
Он вздрогнул, и Юми поняла, что зацепила за больное. Это обеспечило ей толику злобного удовлетворения. Хотя… Наверняка существует лучший способ отомстить ему за то, что он отказывал ей в чувствах.
Они подошли к выходу.
— Тебе нужно получить багаж? — натянуто спросил он.
— Нет. Разве ты не помнишь? Я всегда путешествую налегке.
— Да, конечно. Помню. — Теперь в голосе его звучало раздражение. — Но, Юми, я полагал, что в твоем — уже достаточно зрелом — возрасте можно бы несколько умерить… э-э… богемность.
Оба снова были в своем амплуа, точно и не расставались. Однако он играл свою роль лучше. Жестче — он вообще мало беспокоился об окружающих.
— Извини, что разочаровала, но я столь же богемна, как и прежде. А ты, отец? В тебе-то изменилось хоть что-нибудь?
— Да, — подумав, ответил он. — Некоторые существенные изменения — налицо. Поэтому мне и