все грустнее.
— Малиша, да не бойся ты так, — подсела ко мне Мадил, — мы же ни в чем не виноваты, нас выпустят.
— Я не боюсь, — прошептала я.
— Тебе есть куда идти? — спросила Диф.
«В Приогон», — чуть не ляпнула я, но вслух сказала:
— Нет.
— У тебя, наверное, совсем нет денег? Если хочешь, можешь переночевать у меня!
— Хорошо, — согласилась я на столь щедрое предложение, заранее понимая, что воспользоваться им вряд ли смогу. Чем больше я сидела в камере, тем больше таяла моя надежда на то, что я выйду отсюда не в руки мамочке и не на эшафот, а на волю.
— Вот и здорово! — улыбнулась Мадил. — Видишь, все не так плохо!
Да, на столбе в Гладильниках, над горящим костром было намного хуже, в этом я была согласна с девушками.
Время тянулось медленно, как сладкая тянучка. Даже девушки умолкли, устав болтать. Я легла на нары, подложив под гудящую голову подушку. Меня немного подташнивало, что наводило на мысль о том, что действие «Оберега» заканчивалось. Я посмотрела на решетку — я, в принципе, при желании могу прожечь ее «Молнией Эрденса», если сил хватит. Жаль, что накопитель, подаренный Эмисом, остался в сумке. Интересно, Аз оставил себе «некромантский хабар» или отдал стражнику? Если отдал, то накопитель ко мне вернется, когда мама заберет меня из тюрьмы. А если нет — то браслет очень, очень жаль. Он был мне дорог как подарок.
— Скучно здесь, — широко зевнув, пожаловалась Мадил.
Да уж, ничего веселого в тюремной камере не было. В углу, где стоял накрытый крышкой ночной горшок, кто-то шуршал, наверное, крысы. Я на всякий случай подобрала ноги под себя. Крыс я боялась.
Девушки, решив себя развеселить, затянули какую-то народную песню. Отчего-то грустную — видимо, в отражение нашей ситуации. Под заунывную мелодию мне захотелось повеситься, но я не стала просить девушек заткнуться. Может, стражник под такое звуковое сопровождение смилуется и решит отпустить всех лже-Итиль? Ну, и настоящую заодно, как-нибудь в толпе затеряюсь.
Увы, то ли стражник оказался глуховат, то ли пели девушки не так уж нудно, как мне казалось, но никаких шагов в коридоре не раздалось. Откуда-то из соседних камер нам начали подпевать — причем подпевали не только девичьи, но и мужские голоса, из-за чего песня вдобавок стала звучать как-то зловеще. Страдая, я думала над тем, что сейчас неплохо было бы почитать тот самый любовный роман про вампиров. Да пусть даже про влюбленных зомби, лишь бы хоть ненамного отвлек меня от окружения.
Человек, как известно, привыкает ко всему. Вот и я через несколько минут привыкла к завываниям, а позже и сама начала подпевать. Голоса у меня никогда не было. В детстве мать нанимала просветительницу для того, чтобы та научила меня петь и играть на паре музыкальных инструментов, но госпожа Шагриль через пару занятий от меня отказалась.
«У нее совершенно нет слуха!», мотивировала отказ она.
Мать не расстроилась и прекратила мучить ребенка бесполезными занятиями. Самой леди Амии, к слову, медведь не только наступил на ухо, но еще и от души на нем потанцевал.
Мы так и пели до тех пор, пока стражник не прошелся по коридору и не велел всем заткнуться.
— Даже песню спеть нельзя, — надулась Мадил и, подойдя к двери, крикнула: — Скоро там ваш маг приедет?
— Когда приедет, тогда и скажу, — глухо прозвучал ответ стражника.
Долго страдать нам не пришлось, поскольку маг, как выяснилось позже, был на подходе. Мы сразу же услышали голоса его сопровождающих, через решетку на двери камеры все было отлично слышно. Едва заслышав шум, девушки вскочили с нар и стали разминать затекшие конечности. Сидеть в камере до чертей надоело. Ко всему свет из-под потолка стал совсем серым, сумеречным: настал вечер.
— Эй, певуньи, на выход! — наконец прозвучал голос стражника.
Мы построились в шеренгу и дружно, как толпа школьников, вышли из камеры. Только в отличии от школьников руки мы держали за головой.
После темной камеры свет в коридоре резал глаза. Я шла, дыша в затылок Дифолии и толком ничего не видела. Магия ко мне вернуться так и не успела, хотя голова прояснилась и болела уже не так сильно, как раньше. Мне бы еще час-полтора времени… А лучше ночь — тогда силы бы точно восстановились настолько, что я смогла бы прожечь не слишком толстую решетку на двери.
— Вот, господин маг, это все! — отрапортовал стражник.
— Можете опустить руки, госпожи, — противно проскрежетали нам.
Я опустила руки и, проморгавшись, посмотрела вперед. Потом, не поверив глазам, снова поморгала. Но Эмис, сидевший в кресле у стола дежурного стражника, даже и не думал исчезать.
— Включите лампу посильнее, — сказал худой ведьмак, которому и принадлежал противный скрежечащий голос. — Лиц совсем не видно.
— Все и без лампы понятно, — недовольно сказал Эмис.
Он пристально смотрел прямо на меня и взгляд его не предвещал ничего хорошего. Его лицо было усталым, осунувшимся, камзол весь в пыли. Я уставилась в пол, как нашкодивший ребенок. Мне было стыдно. Он меня предупреждал, а я все равно попалась. Надо было вести себя осмотрительней.
Одно хорошо: теперь в Левву меня повезет Эмис, а не какой-нибудь посторонний маг.
— Так что, господин Инсел? Какая из них? — угодливо спросил маг.
— Какая из них? — зло переспросил Эмис. — Вы портрет Трэт вообще видели? Особые приметы читали?!
Я продолжала разглядывать не слишком чистый тюремный пол, пока он кричал на подчиненных. У меня будто гора с плеч свалилась: может, отпустят, а? И я спокойно пойду, перекантуюсь пока у Дифолии, а потом двину куда-нибудь на запад или вообще в Тардонию. А что, язык я знаю, говорю почти без акцента, а работа магичке, как говорила Аритта, всегда найдется.
— Девушек на выход, — хмуро закончил Эмис. — И вещи им отдайте.
Он кивнул на две сумки и один мешок на столе. Одна из сумок — вот радость! — была моя. Даже руна на боку не горела, ее никто не порывался открыть.
Повеселевшие девушки рванули к столу. Я схватила свою сумку и по-быстрому нацарапала только что придуманную подпись в подсунутой стражником бумажке. Маги хранили суровое молчание, Эмис нервно стучал пальцами по деревянному подлокотнику кресла. Я украдкой глянула на него, но он не обратил на меня внимания. Мне же лучше.
Сумка стала несколько легче, чем была. Наверное, кто-то из оборотней, а может Аз или стражник выгребли имущество из карманов. Заклинание на карманы не распространялось, я только что сообразила, какую досадную ошибку всегда допускала. Если взяли все, что там было, значит я лишилась складного ножа, пять-шесть флакончиков с зельями и сверток с порошком из сухих трав от кашля, который мне дала Урша.
— Побыстрее, девушки, — поторопил нас стражник.
Не сказать, что мы медлили. Расхватав хабар, лже-Итиль гурьбой пошли к дверям в сопровождении стражника. Я шла в самом конце за Дифолией, которая обещала меня приютить. Впрочем, в сумке у меня была пара эглей — я всегда предусмотрительно клала во внутренний карман неприкосновенный запас, но тратить их пока не стоит.
После затхлого тюремного воздуха я с удовольствием вдохнула свежего уличного. Это был самый настоящий запах свободы — упоительный запах дождливого осеннего вечера. Я рассмеялась, как столб встав у ворот. Замаячившая было тюрьма и перспектива возвращения под крыло родной мамочки испарились, как будто их и не было.
— Перенервничала, да? — с сочувствием произнесла Дифолия.
Я подавила в себе истерический смех и кивнула.
— Твое предложение еще в силе?
— Да, конечно, — ответила девушка. — Пойдем?
— Пойдем.
