вопросы читатель вряд ли дождется. Ибо из литературы известно, что именно сии вопросы Плеханову неясны” [62].
Ранее 6 июля. С “дорогим Суреном” - Шаумяном полемизирует в письме Ленин по национальному вопросу и предлагает тому посмотреть свои статьи “Критические заметки по национальному вопросу”, “О праве наций на самоопределение”. Просит: “Напишите мне критику моих статей в “Просвещении” - покалякаем” [63]. Поручает Шаумяну собрать срочно данные о выходе на Кавказе социал-демократических газет на грузинском, армянском и других языках.
11 июля. Из петербургского издательства “Прибой” приходит часть отпечатанных листов книги “Марксизм и ликвидаторство”. Но Ленину она необходима целиком. “Дело крайне важное, не терпящее ни минуты отлагательства”,- предупреждает он работников издательства. В связи с этим же делом, столь важным, “что бывает раз в два года”, Ленин просит собрать “перлы ликвидаторской литературы” [64], а также выступления большевистской печати против ликвидаторов.
Каждое событие внутриполитической жизни, с удовлетворением отмечает Владимир Ильич, находит теперь отклик в пролетарской среде. Малейший повод вызывает стачку. “Современное политическое положение в России,- пишет он в “Правду”,- характеризуется ростом стачечного движения...” И добавляет: “Связь между характером рабочего движения и тем направлением, которое признали своим сознательные рабочие в огромном большинстве,- очевидна и не требует особых пояснений” [65]. Поступающие отовсюду сообщения свидетельствуют, что это направление большевистское.
Как рад Ленин вестям о росте революционных настроений! “Поздравляю с прекрасной маевкой в России: 250 000 в одном Питере!!” [66] - пишет он 18 мая в Нью-Йорк. А в статье “Об единстве”, несколько дней спустя отправленной в “Правду”, отмечает, что за два с половиной последних года большинство сознательных рабочих всей России “объединилось на деле вокруг правдистских решений”; что по числу рабочих групп, делавших взносы на газету в российской столице, видно: “ликвидаторы имели всего одну пятую среди сознательных рабочих...” [67].
Но хуже стало с газетами, в которых, несмотря на строжайшую цензуру, обнаруживал до сих пор Ленин немало для себя ценного. Сейчас из России приходит одна лишь “Киевская мысль”. И Владимир Ильич изыскивает новые каналы, по которым поступала бы к нему информация о подъеме рабочего движения. Обращается к находящемуся в Берлине В. Каспарову с просьбой “ежедневно посылать... берлинские газеты с наибольшими вестями из России...”, пересылать “Речь” и “Новое время”, телеграфировать в Поронин “об особо, исключительно важных событиях, если будут таковые, вроде восстания в войске и т.п.” [68]. Он просит собрать также для него вырезки из “Форвертс” с корреспонденциями о петербургском рабочем движении, о манифестациях. И Каспаров сразу же откликается: “Сегодня уже передал одному товарищу (большевику) несколько марок с просьбой ежедневно посылать Вам “Berliner Tageblatt”. Одновременно Вы будете получать от него же и “Русское слово”, которое он выписывает для себя. Сам я послал сегодня Вам “Русские ведомости” и “День” (с 1/VII). Через несколько дней вместо “Дня” буду посылать “Речь”... На случай экстренных и важных сообщений буду телеграфировать” [69].
А ликвидаторы и троцкисты, убеждается из поступающей в Поронин корреспонденции Ленин, не складывают оружия. Лишенные поддержки внутри российского рабочего движения, они пытаются заручиться поддержкой лидеров II Интернационала.
Ленин помнит, что сообщил ему не так давно в Брюсселе Попов:
- Затеваются очень скверные вещи... Мы стоим перед тяжким ударом. Против нас готовится небывалый концентрированный заговор по всей линии в масштабах всего Интернационала. Буквально каждый день сюда являются разные патентованные авторитеты из разных фракций с рецептами объединения и с планами “укрощения” Ленина. Под прикрытием “подготовки единства” коалиция сплачивается для разрушения подпольных рабочих организаций в России...
Ленин сказал тогда Попову:
- Не надо смешивать политиканство с политикой. Наша сила не в закулисных ходах, а в нашей собственной реальной силе. Весь этот блок, все эти объединившиеся против нас фракции, о которых вы говорите, не больше как штабы без армий.
В Брюсселе он встретился с Эмилем Вандервельде - председателем Международного социалистического бюро II Интернационала.
- Никаких компромиссных сделок ни искать, ни предлагать, ни обсуждать мы не будем,- заявил ему Ленин,- никаких идейных уступок мы не сделаем. Поэтому нам совершенно не нужны никакие предварительные закулисные сговоры ни с нашими противниками, ни с теми, кто взял на себя посредничество.
- И значит, со мною? - спросил Вандервельде.
- Да, и с вами, если вы видите вашу цель только в том, чтобы добиться от людей, стоящих за укрепление нашей партии и держащих курс на вторую революцию, и от людей, считающих революцию в России конченной, добиться от тех и других полюбовного принятия какой-нибудь формально единой бумажной резолюции.
Новый партийный съезд, который готовит Ленин, призван упрочить положение большевиков, сорвать замыслы ликвидаторов. В письмах, идущих в Россию, он настоятельно требует от “Правды”: “Вовсю бить нахалов из группок, беспощадно пресечь их попытку дезорганизации”. Ленин негодует: “Они смеют раскалывать 4/5!!” - то есть 4/5 передовых рабочих, объединившихся вокруг большевистской “Правды”, “И на ликвидаторов и на группки,- пишет Владимир Ильич в Петербург,- надо напасть сразу как можно сильнее... Наш долг осмеять авантюристов...” [70]
И нынешним летом к Ленину через русскую границу переходят подпольщики.
Июльским утром появляется А. Никифорова, большевичка из Сызрани. Ленин расспрашивает ее о партийных делах в Поволжье, о прокламациях, которые печатают там, о знакомых товарищах. И внимательно слушает. Только изредка задает он вопросы, уточняя то, что его особенно интересует.
Благополучно миновав кордоны, добираются сюда посланцы Питера... “Сегодня (воскресенье) прибыли двое рабочих, очень хорошие парни, из нашей столицы” [71],- сообщает 12 июля Владимир Ильич И. Арманд. “Очень хорошие парни” - это А. Киселев и Н. Глебов (Авилов). Градом вопросов засыпает их Ленин: о работе среди металлистов, о росте влияния в их среде большевиков, о борьбе с ликвидаторами. Ждет к себе Владимир Ильич и нового председателя “нашей парламентской группы” [72] Петровского. Он предлагает Никифоровой, Киселеву, Глебову (Авилову) дождаться его, принять участие в заседании Центрального Комитета. А пока подолгу беседует с ними.
Об этих проведенных с Владимиром Ильичей днях Киселев расскажет: “Часто мы ходили в окрестности, в горы; помню, как-то раз мы поднялись вчетвером, вместе с Надеждой Константиновной, на одну гору. Владимир Ильич шел очень быстро, видно было, что здоровье его крепко. Мы на этой горе долго беседовали о задачах, которые тогда ставила перед нами партия. Мы возлагали большие надежды на предстоящий Международный конгресс и думали, что он сумеет принять решительные меры для предотвращения войны. Владимир Ильич расхолаживал нас и говорил, что это могло бы быть лишь в том случае, ежели бы мы имели большинство во II Интернационале, а так как в нем сидят оппортунисты, такие же, как российские меньшевики, то особых надежд возлагать на них нельзя. Его прозорливость полностью оправдалась впоследствии” [73].
В середине июля в Поронине собирается Центральный Комитет партии. Речь идет на его заседаниях о подготовке очередного съезда, об уполномоченных ЦК, которые должны объехать крупнейшие партийные организации в России, провести там конференции и выборы делегатов на съезд.
У Ленина Никифорову, Киселева, Глебова (Авилова) обучают тому, что должен знать революционер-подпольщик. Рабочие практикуются в шифровке и расшифровке. Учатся вести конспиративную переписку с Центральным Комитетом. Узнают, как, используя для этого брошюры, журналы, газеты, надо незаметно отмечать в них слова и буквы. Заучивают адреса, пароли, отзывы, уславливаются, как поступить в случае отсутствия адресата.
И наступает последнее перед отъездом утро. Питерские рабочие собираются в столовой. Еще раз проверяют шифры, адреса. Им дают (на случай непредвиденных осложнений!) дополнительные наказы. На папиросной бумаге они записывают ключ шифра и прячут клочки бумаги в швах одежды. “Прощание,- вспомнит Никифорова,- было очень душевным. Владимир Ильич и Надежда Константиновна желали нам
