Москве типографских рабочих, о стачке портных в Никополе, о всеобщей стачке в Киеве.
Ленину сообщают и о листовке Петербургского комитета РСДРП “К семянниковским рабочим”. Она уже обошла весь Питер. Листовка напоминает о преступлениях перед народом Николая II. О том, как в апреле 1895 года, едва вступив на российский престол, Николай Романов одобрил кровавую расправу над забастовавшими рабочими товарищества Ярославской большой мануфактуры. “Весьма доволен спокойным и стойким поведением войск во время фабричных беспорядков”,- начертал тогда царь на представленном ему докладе. “Спокойное и стойкое поведение” войск выразилось в расстреле забастовщиков.
Это был первый шаг, сообщает листовка. За ним последовал второй, третий... Произошла беспощадная расправа с рабочими Обуховского завода, с голодающими полтавскими и харьковскими крестьянами. Потекли реки рабочей крови, пролитой войсками и полицией в Ростове, Златоусте, Томске, Батуме, Баку, Мариуполе, Киеве, Тифлисе, Николаеве.
В письмах, листовках - обширнейший материал для “Искры”. Ленин делает на них пометки: “Сделать маленькую заметку из Никополя о стачке” [21], “Сократить изрядно и повыкинуть плохие “красоты” слога [22], “составить заметку на основании этого” [23], “Из Донецкого района (составить, слегка сократив, обстоятельную корреспонденцию)” [24], “Сократить примерно на 1/3, сохранить колорит и разговоры” [25]. И публикует заметки в “Искре”. Публикует в те дни, когда, не считаясь с волей съезда, меньшевики усиливают нападки на Ленина, стремятся лишить его связей с местными партийными организациями.
“Никого и ни в чем мы не “пятнали”, не пятнаем и не устраняем от работы. А за устранение от центра поднимать раскол было бы непостижимым для меня безумием” [26],- все еще пытается убедить Ленин Потресова и Мартова. Но те не прислушиваются к его призывам. Они блокируются со вчерашними противниками “Искры”. И на фракционном совещании в Женеве создают тайный антипартийный центр оппозиции. Очень скоро становится ясно: посредством шантажа, дрязг и скандалов, именуемых “лояльным бойкотом”, меньшевики ставят своей целью захват центральных учреждений партии.
Ленин предупреждает находящихся в России членов Центрального Комитета Г. Кржижановского и В. Носкова: “Никакой, абсолютно никакой надежды на мир больше нет... Война объявлена, и они... едут уже воевать в Россию. Готовьтесь к легальнейшей, но отчаянной борьбе” [27].
До сих пор Плеханов был с Лениным. А теперь переходит на позиции меньшевизма, самочинно кооптирует в редакцию “Искры” тех, кого не ввел в нее съезд.
- Знаете,- пытается при встрече с Лениным оправдать этот свой поступок Плеханов, - бывают иногда такие скандальные жены, что им необходимо уступить во избежание истерики и громкого скандала перед публикой.
- Может быть,- отвечает Ленин,- но надо уступить так, чтобы сохранить за собой силу не допустить еще большего “скандала” [28].
“Мысль моя была именно та,- объясняет он свою позицию,- которую я выражал и печатно: если Плеханову удастся добиться мира, приемлемого и для большинства, в рядах которого Плеханов боролся так долго и так энергично, тогда я тоже войны не начну; если не удастся,- я сохраняю за собой свободу действий, чтобы разоблачить “скандальную жену”, если ее не успокоит и не утихомирит даже Плеханов” [29].
Но Плеханов не намерен “успокаивать” и “утихомиривать”.
“...Плеханов предлагает нам вести (вместе с ним!) в “Искре” войну против ЦК. Как бы то ни было, Ленин разбит” [30]. Это ликующее сообщение Мартов шлет Аксельроду 4 ноября 1903 года. А Ленин в эти же дни пишет в Россию: “Плеханов изменил нам, ожесточение в нашем лагере страшное; все возмущены, что... Плеханов позволил переделать решения партийного съезда. Я вышел из редакции окончательно” [31].
Нелегко принять такое решение. Ведь “Искра” - его детище. Но другого выхода нет.
Ленин пишет обстоятельное объяснение. Оно адресовано редакции “Искры”. “Это вовсе не личный вопрос,--подчеркивает Владимир Ильич.- Это - вопрос об отношении большинства и меньшинства нашего партийного съезда, и я обязан ответить на него немедленно и открыто...” [32]
В своем письме Ленин отмечает, в частности: “Русские комитеты ведут борьбу против тормозящей всю работу дезорганизаторской деятельности и бойкота меньшинства. Резолюции в этом смысле уже присланы комитетами Петербургским, Московским, Нижегородским, Тверским, Одесским, Тульским, Северным союзом” [33].
Резолюция, полученная из Петербурга, выражает уверенность столичного комитета РСДРП в том, что “центральные учреждения, выбранные съездом, успешно выполнят возложенные на них задачи в деле объединения революционной социал-демократии”. Она призывает “всех товарищей к дружной совместной работе”, осуждает “всякие дезорганизаторские попытки” [34].
О том же гласит резолюция, доставленная из Москвы: “Выражая полную солидарность с постановлениями съезда, Московский комитет всецело подчиняется центральным учреждениям с уверенностью, что они успешно выполнят возложенные на них съездом обязанности в деле объединения революционной социал-демократии. Московский комитет порицает дезорганизаторские попытки, нарушающие цельность и единство в работе” [35].
Но письмо Ленина, в котором он ссылается на поддержку большевиков многими российскими организациями, не будет 'публиковано в “Искре”. Его отвергли те, кого самочинно кооптировал в редакцию Плеханов. И Ленин вынужден предпринять решительный шаг. “Я напечатал теперь отдельным: листком “Письмо в редакцию “Искры” (Почему я вышел из редакции?)”,- сообщает он в Екатеринослав рабочему- большевику Н. Вилонову,- там я рассказываю вкратце, из-за кто мы разошлись, и стараюсь показать, как неверно представлено дело в № 53 “Искры” (начиная с № 53 в редакции состоят четверо представителей меньшинства и еще Плеханов.) Надеюсь, что это письмо (маленький печатный листок из 8 страничек) скоро попадет в Ваши руки, потому что в Россию его уже повезли и, вероятно, распространить будет не трудно” [36]. И Вилонов, и другие товарищи в России узнают из него, что меньшевики раздувают мелкие разногласия, встали на путь раскола партии.
Завладев “Искрой”, оппортунисты захватывают сейчас Совет партии. К голосу Плеханова, являющегося председателем Совета, прибавляются два голоса меньшевиков от новой “Искры”. “Кризис полный и страшный...- пишет Ленин в Киев.- Я борюсь за ЦК, который мартовцы, обнаглев после трусливой измены Плеханова, тоже хотят захватить, требуя кооптации туда своих...” [37]
Письмо адресовано Кржижановскому. Ленин настаивает на его приезде как члена Центрального Комитета в Женеву. “Это,- подчеркивает он,- безусловно и немедленно необходимо” [38]. Ибо следует как можно быстрее выработать линию ЦК. “Надо, чтобы Россия,- заявляет Ленин,- восстала твердо за ЦК...” [39] И, раздобыв нелегальный паспорт, Кржижановский выезжает за границу.
“В Женеве,- рассказывает он,- я очутился в настоящем кипящем котле... Большинство жал этого муравейника было направлено против Владимира Ильича. Особенно памятны жалобные филиппики Плеханова, убеждавшего меня в том, что ради сплоченности старой редакции “Искры”, представлявшей, по его мнению, “непобедимую армаду”, стоило идти на гораздо большие жертвы, чем та или иная уступка в толковании параграфа о членстве в партии” [40].
Большую часть времени проводит Кржижановский с Лениным. Среди всех Владимир Ильич выделяется наибольшим спокойствием, выдержанностью. Он намеренно не стремится убеждать в чем-либо Кржижановского, предоставив ему самому беспристрастно разобраться в обстоятельствах происшедшего раскола.
Меньшевики же с каждым днем усиливают кампанию против Ленина и его сторонников. “В “Искре” начата травля ЦК и Ленина, открытая и недвусмысленная” [41],- пишет в декабре 1903 года в Россию Крупская. “...Травля Ленина становится мало-помалу делом их жизни” [42],- сообщает тогда же из Женевы товарищам член Центрального Комитета и Совета партии Ленгник.
Владимиру Ильичу известно это. С горечью он пишет: “Старая “Искра” учила истинам революционной борьбы. Новая “Искра” учит житейской мудрости: уступчивости и уживчивости. Старая “Искра” была органом воинствующей ортодоксии. Новая “Искра” преподносит нам отрыжку оппортунизма - главным образом в вопросах организационных. Старая “Искра” заслужила себе почетную нелюбовь и русских и западноевропейских оппортунистов. Новая “Искра” “поумнела” и скоро перестанет стыдиться похвал, расточаемых по ее адресу крайними оппортунистами. Старая “Искра” неуклонно шла к своей цели, и слово не расходилось у нее с делом. В новой “Искре” внутренняя фальшь ее позиции неизбежно порождает -
