были центральными мотивами романтических национальных идентичностей в Центральной Европе. Игнорирование того факта, что в богатой еврейской традиции лесопосадки никогда не считались «ответом» движущимся «дюнам», весьма типично для сионистской литературы[53] .
Как уже отмечалось, многовековые память и тоска действительно существовали в еврейском сознании, однако они никогда не находили выражения в массовой тяге к коллективному овладению территорией национальной родины. «Эрец Исраэль» сионистских и израильских авторов не имеет ничего общего со Святой землей наших настоящих, не мифологических предков, историческое происхождение и жизненные перипетии которых породили культуру восточноевропейского «народа языка идиш». Точь-в- точь как и у евреев Египта, Северной Африки или Плодородного полумесяца, их глубочайшие страхи и печали были направлены к самому драгоценному и священному культовому центру. Этот центр представлялся им столь возвышенным и отделенным от мира[54], что на протяжении сотен лет, с самого момента своего перехода в иудаизм, им и в голову не приходило в нем поселиться. С их точки зрения, по крайней мере с точки зрения высокообразованных раввинов, оставивших после себя письменные труды, бог — а не люди — временно отнял у евреев то, что некогда даровал им, так что, когда он пошлет им мессию, космический порядок вновь переменится. Лишь с приходом избавителя все евреи, живые и мертвые, вернутся в вечный Иерусалим. Большинство из них полагали, что любая попытка приблизить коллективное избавление является преступлением, подлежащим тяжелому наказанию. Стоит отметить, что для многих евреев Святая земля была в основном лишь аллегорией, не несущей реального содержания, духовным измерением, а не конкретной территорией. Реакция раввинистического истеблишмента — безразлично, ультрарелигиозного или либерально-реформистского — на появление сионистского движения ясно об этом свидетельствует[55].
Мы называем «историей» не только мир идей, но и пространственно-временной континуум, в котором они реализуются. Широкие людские массы не оставляли в прошлом письменных следов своей повседневной активности, так что мы знаем совсем немного об особенностях массовых религиозных верований, образов и чувств, определявших их — масс — индивидуальное и коллективное поведение. Вместе с тем действия масс в периоды тяжелых кризисов дают нам возможность хотя бы отчасти понять характер их выборов и предпочтений.
Когда еврейские общины в ходе религиозных преследований изгонялись из мест своего проживания, они не пытались найти убежище в Святой земле. Вместо этого они (как, например, после изгнания из Испании) прилагали все усилия, чтобы найти себе очередное «иноземное» убежище. Когда в Новое время начались более современные и еще более отвратительные преследования, в частности протонациональные погромы в различных регионах Российской империи, преследуемые евреи, на этот раз настроенные несколько более секулярно, с новыми надеждами направились к новым берегам. Лишь микроскопическая их часть, те, кого успела захватить новейшая национальная идеология, изобрели для себя «новую-старую» родину[56] и отправились в Палестину[57] .
Примерно то же самое происходило и накануне страшного нацистского геноцида; впрочем, отказ Соединенных Штатов (после принятия антиэмиграционного законодательства в 1924 году — и вплоть до 1948 года) открыть границы для жертв европейской юдофобии сделал возможным «переадресацию» более значительной массы еврейских беженцев на Ближний Восток. Едва ли государство Израиль получило бы шанс возникнуть, если бы не жесткая антиэмиграционная политика американского правительства в этот трагический период.
История, утверждал в свое время Карл Маркс, имеет обычай повторяться: в первый раз она происходит как трагедия, во второй раз — как фарс[58]. В начале 80-х годов XX века президент Рональд Рейган принял решение открыть въезд в США эмигрантам, бежавшим от советского режима. В те годы речь шла, в основном, о евреях, выезжавших из СССР по израильским визам под предлогом воссоединения семей. Израильское правительство пыталось всеми доступными способами побудить американскую администрацию изменить свою политику — закрыть въезд в Америку для советских евреев и направить их в Израиль; до поры до времени — безуспешно. Поскольку советские евреи упорствовали в своем желании обосноваться на Западе, а не на Ближнем Востоке, Израиль обратился за помощью к румынскому диктатору Николае Чаушеску и к коррумпированному коммунистическому руководству Венгрии, которым были уплачены огромные взятки. В конечном счете интрига Израиля увенчалась блестящим успехом. В 1989 году Америка закрыла въезд для советских евреев, так что Израилю удалось «направить» более миллиона еврейских эмигрантов из СССР — поначалу через восточноевропейские страны, а потом и прямыми авиарейсами — на «национальную родину», в страну, которую они не выбирали и в которой не хотели жить[59].
Не знаю точно, имели ли представители двух-трех последних поколений предков Шамы возможность вернуться в ближневосточную «страну отцов». Так или иначе, они, как и подавляющее большинство еврейских эмигрантов, предпочли перебраться на Запад и продлить таким образом свое мучительное «изгнание». Однако нет ни малейшего сомнения в том, что сам Саймон Шама может — если захочет — в любой момент отправиться на свою «древнюю родину». Увы, он, судя по всему, предпочитает собственной «репатриации» «репатриацию» деревьев, или, проще говоря, чтобы в Израиль ехали евреи, которым не посчастливилось попасть в Великобританию или в Соединенные Штаты. Его поведение напоминает старый добрый идишистский анекдот, определяющий сиониста как еврея, который просит у другого еврея денег на отправку третьего еврея в «Эрец Исраэль». Сегодня, когда я работаю над этой книгой, данный анекдот представляется еще актуальнее, чем сто лет назад. К этой теме мне придется не раз вернуться.
Попросту, точно так же как евреи не были изгнаны «силой» из Иудеи в первом столетии новой эры, они не «возвратились» по доброй воле в Палестину, а потом в Израиль в XX веке. Все мы хорошо знаем, что задачей историка является предсказание прошлого, а не будущего, поэтому в настоящий момент я, вне всякого сомнения, беру на себя совершенно излишние риски. Тем не менее решусь выдвинуть предположение, касающееся будущего: миф об изгнании и возвращении, пламенный и эффективный в XX столетии, окрашенном пропитанным национальными страстями антисемитизмом, остынет в XXI веке. Разумеется, этот прогноз исполнится, лишь когда государство Израиль перестанет делать все от него зависящее, для того чтобы прежняя юдофобия выползла из своего логова и обрела новые устрашающие обличья.
3. Имена «земли праотцев»
Одна из целей моей работы — отследить историю изобретения термина «Эрец Исраэль» как именования территории переменного размера, находящегося «под властью еврейского народа». Как отмечалось выше, этот территориальный термин был изобретен в ходе национального «идеологического строительства»[60]. Однако, прежде чем начать теоретическое путешествие по тайникам загадочной земли, приковавшей к себе внимание всего западного мира, я должен указать на сам характер (филологический и семантический) термина, неразрывно связанного с интересующей нас точкой на карте. Так же как и многие другие языково-национальные культуры, сионистское движение произвело немало изобилующих анахронизмами семантических манипуляций, сильно затрудняющих последовательный критический дискурс.
В этом кратком введении я приведу лишь один — зато центральный — пример исторического словотворчества, порождающего совершенно излишние проблемы. Как известно, «пространственный» термин «Эрец Исраэль» никогда не совпадал (и сегодня не совпадает) с территорией, на которую распространяется юрисдикция государства Израиль. В современном иврите он — термин — уже много лет является «политически корректным» именованием области, находящейся между Средиземным морем и рекой Иордан; однако в сравнительно недавнем прошлом он относился и к значительным территориям к востоку от Иордана. Этот изменчивый термин был одновременно навигационным инструментом и политическим рычагом территориальной «концептуализации» сионистского освоения страны с самого его начала более ста лет назад. Тем, кто не владеет ивритом в совершенстве, трудно до конца осознать
