Фридрих. – Мы ничего не можем сделать иного! Мы не можем, не должны, не смеем уйти за Эльбу! Это значит – погубить Пруссию, себя и свое потомство!..
Александр, видимо, тронутый отчаянием Фридриха, тихо и мягко сказал:
– Успокойся, Фридрих, Бог поможет нам!
– Да, – злобно ответил Фридрих, – если мы будем иметь успех, то перед всем светом должны сознаться, что им мы обязаны исключительно одному Богу!
– Ты совершенно прав, дорогой друг, – спокойно и серьезно ответил Александр.
Снова наступило молчание.
– Я сейчас же, вернувшись, отдам распоряжение к завтрашнему бою, – прервал молчание Александр, – хотя Витгенштейну уже приказано готовиться…
Фридрих молчал.
Александр проводил вторую бессонную ночь. Едва вернувшись в Гройч, он призвал к себе князя Волконского и начал диктовать ему распоряжения на завтрашний день. Но его работа вскоре была прервана дежурным флигель – адъютантом, доложившим о прибытии главнокомандующего.
Витгенштейн вошел с сумрачным и озабоченным видом.
– Ваше величество, – начал он, – положение не позволяет нам возобновить завтра сражение. Мы должны отступить.
– Отступить! – воскликнул пораженный Александр. – Куда? За Эльбу?
Витгенштейн молча наклонил голову.
– Это невозможно, – продолжал Александр. – Что же случилось? Ведь мы же не разбиты. Потери французов не меньше наших!..
– Ваше величество, – начал Витгенштейн, – мы не разбиты сегодня, но мы будем отрезаны завтра от Эльбы и разбиты. Мы охвачены с обоих флангов. Лейпциг занят Лористоном; Клейст отступил к Вурцену. Взгляните на карту, ваше величество, и вы увидите, что мы должны отступить.
Государь внимательно рассматривал лежащую перед ним карту.
– Кроме того, – продолжал Витгенштейн, – у Наполеона сильные резервы и сорок тысяч нового войска. Мы же можем ввести в дело, как известно вашему величеству, еще только двадцать пять тысяч… Вот, государь, настоящее расположение сил.
И Витгенштейн, склонившись над картой, начал показывать государю наши и неприятельские позиции, с подробным расчетом сил.
– Я не мог решиться принять на себя столь тяжелую ответственность, – закончил он, – и жду приказаний вашего величества.
– Я разделяю мнение графа, – произнес Волконский, внимательно следивший за словами Витгенштейна.
Государь отошел от стола и несколько раз молча прошелся по комнате.
– Отступить! – тихо произнес он. – Это значит признать себя побежденными, поколебать чувства прусского народа, укрепить связи Наполеона с членами Рейнского союза!.. А между тем… Но прусский король не согласится на это, – прервал себя Александр.
– Это единственное средство спасти армию, – заметил Витгенштейн.
– Кампания только что началась, – сказал Волконский, – а наши силы будут прибывать с каждым днем. Кроме того, Австрия…
– Надо покориться необходимости, – быстро прервал его Александр, очевидно, решившись произнести роковое слово, – мы отступаем. Действуйте, как найдете лучше, граф. Я испытываю к вам полнейшую доверенность.
Витгенштейн поклонился.
– Итак, граф, с Богом, – закончил Александр, наклонив голову. – А мне надо еще поговорить с королем.
В тяжелых сапогах с большими шпорами, в рубахе, без мундира, сидел на своей походной кровати Фридрих. На его шее резко обозначилась красная черта от узкого и жесткого воротника мундира. Глаза были мутны, и лицо имело сонное выражение. Он только что, измученный бессонной ночью и тревожным днем, заснул тяжелым сном, как его лично разбудил император.
Фридрих порывался надеть мундир, но Александр положил ему руку на плечо и ласково произнес:
– До того ли теперь, Фридрих.
Вообще в отношении русского императора к прусскому королю всегда проглядывала какая?то трогательная, снисходительная нежность, словно к ребенку. И было удивительно, как чуткая, утонченная и навсегда раненная душа императора, искавшая новых путей, могла мириться с этим грубым, прямолинейным, без истинного достоинства и гордости, надутым прусским капралом. Но Александр был весь соткан из странных противоречий. Тихим, убедительным голосом начал он объяснять положение дел. Но при первом же слове» отступление» король сорвался с места и, нетерпеливо натягивая узкий мундир, словно без формы он чувствовал себя не королем, нервно закричал:
– Отступать! Никогда! Как великий Фридрих, я скорее погибну под развалинами своей монархии!
И он ударил себя кулаком в грудь.
– Но это необходимо, дорогой друг, – спокойно убеждал его император и вновь повторил все доводы, приведенные ему Витгинштейном. – И потом, что ты будешь делать без моих войск? – добавил он.
– А, вот как! – в раздражении отвечал король. – Так я умру один!
Александр пожал плечами.
– Мы клялись друг другу в вечной дружбе, – тихо произнес он, – и я готов умереть с тобою, я, я один, но жизнь моих солдат принадлежит не мне, а отечеству.
– Если б Винцингероде поддержал Блюхера, ничего этого не было бы, – с горячностью произнес король. – Моим войскам не было оказано поддержки!
– Разве мы не за вас сражаемся, – строго и медленно произнес Александр, – разве не ради вас мы пришли сюда?.. Но нет, нет, – перебил он самого себя, – то воля Бога, то великая миссия, возложенная Им на меня.
Он резко оборвал свою речь и низко наклонил голову. Фридрих не слышал его слов, а если и слышал, то не понял его, и продолжал:
– Отступить! Отдать опять Пруссию ему на жертву! Ах зачем, зачем я послушался гибельных советов. Теперь все погибло!
– Ничто не погибло, – ответил Александр, – мы отступаем на свои резервы.
– До Москвы? – язвительно спросил Фридрих и с горечью продолжал: – Я знаю, что если мы начнем отступать, то не остановимся на Эльбе, а пойдем за Вислу, и мне придется побывать в Мемеле! Ах, если бы была жива Луиза!
– Да, если бы была жива, – беззвучным голосом произнес Александр, и скорбная тень прошла по его лицу.
Король бегал по комнате, нелепо махая руками. Он был жалок и смешон. Вошедший адъютант почтительно вытянулся у порога и отчетливо отрапортовал:
– От его высокопревосходительства генерала Блюхера депеши, – он подал бумаги.
– Дайте, – король нетерпеливо выхватил из его рук бумаги, – можете идти.
Адъютант вышел.
Король развернул бумаги, но с первых же строк из его груди вырвался словно стон, и он тяжело опустился в кресло.
– Что случилось, дорогой Фридрих? – тревожно спросил Александр, быстро подходя к нему.
– Это ужасно! – воскликнул Фридрих. – Принц Леопольд ранен, Блюхер ранен, мой Гюнербейн убит, Шарнгорст умирает!.. – Король закрыл глаза рукой. Через несколько мгновений он продолжал: – Но он, мой герой Блюхер, настаивает на сражении. Да будет сражение, – закончил он, вставая с кресла и гордо выпячивая грудь.
