всевышнему, что у этих чертовых вояк не было в арсенале гранат! Никита с Платоном схватили под мышки Вадима, Крамер пинками подгонял гражданских, а Глеб пятился, прикрывая отход. Желающих пострелять из люка больше не нашлось, но возня там была – впрочем, быстро прекратилась после того, как Глеб ввалил в черноту десяток пуль. Они отступали к машинному отделению, Крамер кинулся на разведку – не поселилась ли в их отсутствие какая-нибудь нечисть. Пыхтя, отдуваясь, сквернословя, словно грузчики в порту, втащили Вадима в замкнутое помещение, напичканное машинерией. Положили на тряпки… и застыли в скорбном оцепенении. Вадик был мертв – две пули угодили в хваленый кевларовый бронежилет, но это еще ладно – третья поразила шею, и шансов выжить у пацана было меньше, чем жениться на красавице Шурочке с Большой Морской улицы, которую он обхаживал три года – с тех пор, как явился молоденьким салажонком в часть после военного училища…
Крамер смертельно побледнел. Померк и отвернулся Никита. Платон неуверенно брякнул:
– А он живой или чё?.. Вот черт!.. – И заткнулся.
Слезы наворачивались и душили. Ну почему?! В мирное-то время! Вот уж чего не ожидали от этой командировки… Глеб опустился на колени, не в силах справиться с потрясением, закрыл Вадику истекающие болью глаза, провалился в ступор. Никто не виноват, его не бросили, просто так вышло, что пули отыскали именно Вадика. А остальным еще пришлось трясти оружием, отыскивать под огнем мишень…
– Теперь он точно передаст привет Олежке Оболенскому… – потерянным голосом сообщил Крамер. И грязно ругнулся через плечо, игнорируя присутствие дамы.
Бродили, как сомнамбулы, – проверяли, нет ли в машинном отделении замаскированных ловушек, неконтролируемых люков, подперли арматурой несколько подозрительных крышек. Вадика перенесли в прохладный закуток под сепаратором для очистки топлива, прикрыли тряпьем. Сидели, сбившись в кучку, без аппетита жевали пресные галеты и земляничное печенье, бог ведает как попавшее в сухой паек, запивали водой из фляжек. Неодобрительно косились на Котова, который извлек из заплечной сумки плоский вакуумный судок, достал из него бутерброды с форелью и поглощал их, отвернувшись. Жестом предложил Даше, но та лишь сглотнула и мотнула головой, наглядно давая понять, что случится с едой, если она попадет ей в желудок.
– Ну что вы смотрите? – неласково покосился Котов на спецназовцев. – Жена бутерброды сделала – в «Ашане» форель купила за триста рублей.
– Да жуйте хоть трюфель вместе со свиньей, – проворчал Глеб, – нам-то что? Надеюсь, от кальция и фосфора голова у вас окрепнет и мысль будет выражаться точно, быстро и доходчиво.
– О чем это вы? – насторожился Котов. И громко икнул, когда Глеб забрал его сумку и высыпал содержимое на пол. Перебирал какое-то белье в полиэтилене, ненужный в океане сотовый телефон, кофты, термобелье, минеральную воду, портативную рацию ICOM с потухшим экраном, которую он повертел в руках, покачал головой и бросил обратно в сумку.
– Что вы делаете? – Котов густо покраснел. – Это не ваше…
– Предпочтете, чтобы он вас сразу пристрелил? – осведомился Никита, и Котов, поперхнувшись, умолк.
Копаться в чужих вещах было не самым излюбленным занятием майора Дымова, но он был вынужден поступиться принципами. Впрочем, и в сумке Дарьи Алексеевны после тщательного осмотра не нашлось ничего интересного – за исключением аналогичной, отказывающейся работать на «Альбе Майер» рации.
– Вы довольны? – пробормотала женщина, неприязненно его разглядывая.
– Оружие есть? – в лоб осведомился Глеб.
По женским глазам он понял, что оружия у нее нет. По глазам же Котова понял обратное. Тот тоже понял, что майор спецназа все понял, тяжело вздохнул, забрался в глубокий внутренний карман штормовки и медленно извлек, держа двумя пальцами за рукоятку, относительно компактный полуавтоматический пистолет «браунинг» модели FN, производимый в Бельгии с 1910 по 1983 год. Еще раз вздохнул и положил пистолет на пол.
– Это криминал, майор? – проворчал он недружелюбно. – Вы еще спросите, есть ли у меня разрешение. Кстати, должен признаться, что я практически не представляю, как из этой штуки стрелять. Просто выдали перед поездкой – под роспись. Должен вернуть начальнику службы безопасности…
– Какая лохматая старина, – восхитился Никита.
– Нормальный пистолет, – проворчал Платон. – До сих пор народ с такими штуками бегает. Между прочим, из этого пистолета Гаврила Принцип в 1914 году шлепнул эрцгерцога Фердинанда, что и стало поводом к большой войне. Только не спрашивайте, почему я это знаю.
– Да больно надо, – проворчал Крамер, заканчивая есть и вытирая грязной ладонью губы.
– Если не возражаете, этот исторический раритет у вас временно изымается, – сообщил Глеб и сунул «браунинг» в рюкзак.
– Вы что же, полагаете… – начала Даша.
– Что с вами следует держать ухо востро, – кивнул Глеб. – Если уж вы, того не желая, становитесь причиной трагических событий, то страшно представить, что будет, если вы того пожелаете. И мне плевать, обижают вас мои слова или нет. И уясните еще раз: ситуация поменялась, поэтому любое несанкционированное действие с вашей стороны… – Он выдержал многозначительную паузу.
– И к кому-то из присутствующих подкрадется пушистый, красивый и ласковый зверь, – довольно поэтично вставил Никита. А когда женщина уставилась на него, как на последнего идиота, пояснил: – Песец. Ну, если уж совсем непонятно…
– Я поняла, – хрипло сказала женщина и уткнулась в пол. – Какие же вы мужланы, господи…
– Тот парень, что погиб по вашей вине, не был мужланом, – кровь прилила к лицу и кулакам, что было очень некстати. Глеб насилу сдерживался. – Это был воспитанный и интеллигентный молодой человек. Не заставляйте выходить из себя, Дарья Алексеевна. Мы не воюем с женщинами, но можем передумать. А теперь внимание, несколько вопросов. Кого перевозил контейнер с идентификационным номером… который вы и сами помните наизусть? В чем заслуги этого человека перед Родиной? Куда он бежал? Что за излучение работает на корабле? Следует ли опасаться вторжения извне, и если да, то кто все эти люди? Времени на подготовку, Дарья Алексеевна, у вас нет, идете отвечать сразу. Итак? – Он нависал над ней, делался жестче, страшнее, выплевывал вопросы, словно молотом стучал по свае. И даже товарищи по команде втягивали головы в плечи, отворачивались, предпочитая не видеть командира в таком убийственном состоянии.
– И вас это, Котов, касается в той же степени, что и Дарьи Алексеевны, – процедил Глеб, обращаясь к ее спутнику. – Итак, мы ждем ответа.
Котов облизывал губы, кровь оттекала от лица. По хорошенькому личику Даши разгуливал сонм эмоций – и ни одной приятной. Платон, сосредоточенно нахмурившись, извлек из ножен «катран» и принялся выскабливать фланелевой тряпочкой выступы и зазубрины в клинке.
– А это еще зачем? – сглотнул Котов, уставившись на нож с таким страхом, словно он уже торчал у него из живота.
– Потом узнаете, – пообещал Платон.
– А если не скажем? – тянула резину Даша. – Будете бить, пытать, резать на кусочки, насиловать?
– Насиловать не будем, – сообщил приятное известие Никита. – Условия здесь какие-то… полевые. И средства контрацепции дома забыли.
– А все остальное – именно в этой последовательности, – добавил Крамер. – Довели. Кстати, не знаю, командир, украсят ли следы от прикладов девичью мордашку, но физиономию господина Котова они украсят определенно.
– Товарищи преувеличивают, – поспешил внести ясность немного успокоившийся Глеб. – Вы просто отправитесь в качестве парламентеров к людям, доживающим свой век на этом милом корабле. Не хочу показаться оракулом, но мне кажется, они сошли с ума. Вы хотели их спасти, проконтролировать, чтобы они оказались в безопасности? Боюсь, эти люди не оценили ваш порыв и порыв вашего начальства – вон с каким самозабвением они лупили и по нам, и по вам. Боюсь, даже вы – это не те люди, которых они хотели бы здесь увидеть…
