магическим искусством Бога». Так Филалет возвращает магическую силу Богу, у Которого падшие ангелы некогда украли ее, чтобы потешить дочерей человеческих. Алхимический круг замыкается. В своей книге «Свет светов» Филалет рассказывает о своих скитаниях под землей в поисках философского камня. Следуя за некой женщиной (музой алхимика, или природой), он приходит в зал, где под алтарем лежит зеленый дракон (ртуть философов), обвивающий кольцами сокровище — золото и жемчуга. «Это не сон и не вымысел, но чистая правда… Над сокровищем восседало дитя и был начертан девиз: «Nil nisi parvulis» [ «Только для смиренных»]». Комментируя этот образ, Филалет вторит адептам прошлых веков: адепт должен освободиться от всякой фальши и лжи, и сердце его должно стать сердцем ребенка.
Девиз «Nil nisi parvulis» и образ, описанный Филалетом, украсили экслибрис отставного офицера армии США Э.А.Хичкока. В 1865 году Хичкок опубликовал труд под названием «Заметки об алхимии и алхимиках», привлекший к себе немалое внимание. Выстраивая перед читателем парад цитат из древних алхимических трактатов, Хичкок берется показать, что единственным объектом алхимического «делания» был человек. «Истинные алхимики, — пишет он, — не гнались за мирскими богатствами и почестями. Их настоящей целью было привести человека к совершенству или, по меньшей мере, облагородить его. Согласно их теории, такое совершенство заключалось в неком единстве, в непосредственном чувстве единения человека с божественной природой, достижение которого можно уподобить разве что опыту, известному в религии как возрождение. Это совершенство или единство суть состояние души, обстоятельство бытия, а не просто обстоятельство знания».
Важность этого открытия трудно переоценить. Хичкок отрицает всякую вероятность того, что адепты производили какие-либо химические операции в прямом смысле этого слова, и утверждает, что все химические процессы, описанные в трактатах по алхимии, — это символы облагораживания самого человека, а не металлов.
Автор не разделяет этого убеждения, полагая, что мистическое созерцание без труда могло сосуществовать с алхимическими операциями. Однако импульс, который Хичкок дал психологическим и психоаналитическим исследованиям в области герметического искусства, принес богатый урожай. Возможно, мы не погрешим против истины, назвав этого одинокого вермонтского герметиста предтечей современной психологии. Зильберер в своих «Проблемах мистицизма» (Вена, 1914) часто ссылается на него. Гипотеза Хичкока о психологическом значении алхимии была подтверждена и развита в нескольких психоаналитических трудах, самой содержательной из которых стала работа К.Г. Юнга «Психология и алхимия», опубликованная в 1944 году.
4. Принципы алхимии и Философский Камень
Какова же была теоретическая база алхимических опытов? В основе всей алхимической системы лежали две теории: теория строения металлов и теория порождения металлов. Металлы, по мнению алхимиков, состояли из различных веществ, и в каждом из них обязательно содержались сера и ртуть. Сочетаясь в различных пропорциях, эти вещества образовывали золото, серебро, медь и т. д. Предполагалось, что в золоте доля ртути велика, а доля серы — мала; в меди же, например, оба эти ингредиента содержались примерно в равных количествах. Олово представляло собой несовершенную смесь из малого количества «загрязненной» ртути и значительной доли серы, и так далее.
Все эти умозаключения изложил в VIII веке арабский алхимик Гебер. Он же заявил, что, согласно древним адептам, путем известных операций можно изменять состав металлов и тем самым преображать один металл в другой. Эта теория порождения металлов формулировалась в средневековых алхимических трактатах довольно четко. Процесс, происходящий в алхимическом сосуде, уподоблялся процессу порождения животных и растений. Так, чтобы произвести на свет тот или иной металл, необходимо было приобрести его семя.
Такого понятия, как неорганическое вещество, для адепта алхимии не существовало: с его точки зрения, каждое вещество было живым. Жизнь веществ находилась под тайным влиянием звезд — безмолвных мастеров, неторопливо ведущих металлы к совершенству. Несовершенное вещество мало- помалу преображается и в конце концов становится золотом. Отдельные герметисты, которым удалось постичь символ змеи, кусающей свой хвост, утверждали, что природа работает безостановочно и что идеальная субстанция претерпевает новые трансформации, возвращаясь к состоянию неблагородного металла. Цикл изменений вечно повторяется.
Однако все это были лишь гипотезы, и для подтверждения их необходимо было провести успешную трансмутацию. Начиная с XII века алхимики стали утверждать, что для трансмутации необходим некий агент-реактив. Этот агент называли по-разному: философским камнем, философской пудрой, великим эликсиром, квинтэссенцией и т. д. Соприкасаясь с жидкими металлами, философский камень должен был превращать их в золото. Описания этой чудотворной субстанции у разных авторов различны. Парацельс характеризует ее как твердую и темно-красную; Беригард Пизанский говорит, что она окрашена в маковый цвет; Раймунд Луллий уподобляет ее окраску цвету карбункула; Гельвеций уверяет, что держал ее в руках и что она была ярко-желтого цвета. Все эти противоречия примиряет арабский алхимик Халид (вернее, автор, писавший под таким псевдонимом): «Этот камень объединяет в себе все цвета. Он белый, красный, желтый, небесно-голубой и зеленый». Так было достигнуто соглашение между всеми философами.
Философский камень не только может трансмутировать металлы, но и обладает другими чудесными свойствами: он способен исцелить любую болезнь и продлить человеческую жизнь далеко за пределы, поставленные природой. В такие же достоинства философского камня верили алхимики Дальнего Востока. Были свои адепты алхимического искусства и в Китае, задолго до того, как эта оккультная дисциплина зародилась на Западе. В этой книге мы не намерены подробно вдаваться в сложные проблемы индийской и дальневосточной магии, но обойти стороной китайскую алхимию невозможно, ибо она, судя по всему, повлияла на развитие алхимии западной.
Китайцы считали золото бессмертной субстанцией и верили, что если человеческий организм усвоит его, то также станет бессмертен. Проблема заключалась в том, чтобы создать такое «чудотворное целебное снадобье», ибо обычное золото, даже измельченное в порошок, не усваивалось. Китайцы стремились найти новый способ обработки золота, не связанный с физическим расщеплением его на мелкие частицы. Они надеялись, что золото путем растворения удастся преобразовать в чудесную пудру, золотую пыль, которая при поглощении «распространится облаком тумана, словно ветер, влекомый дождем», по пяти главным органам человеческого тела. Получить такую пудру можно было лишь посредство алхимических операций. Это универсальное лекарство, «хуаньтань», должно было освободить своего владельца от всех земных страданий. Оно вырастит новые зубы, оно покроет лысину старика густыми темными волосами и вернет девственность и здоровье его больной жене.
«Подобное порождает подобное» — это старая аксиома симпатической магии: самый совершенный металл, не подверженный порче, порождает бессмертие и совершенство. Китайский алхимик пользовался в своей работе магическими формулами и верил в благотворное влияние звезд на разнообразные и трудоемкие алхимические процедуры, к которым прибегал.
Китайцы, в отличие от европейцев, верили в то, что великой магической силой обладает не только настоящее, но и искусственное золото. Из киновари и прочих веществ восточные адепты пытались создавать сплавы, похожие на золото. Чтобы достичь бессмертия, достаточно было регулярно есть из посуды, сделанной из такого сплава. Но великий Вэй Боян (ок. 100 — 150 гг. н. э.) не довольствовался искусственными заменителями золота. Легенда гласит, что ему удалось изготовить настоящее золотое снадобье. Вместе со своим учеником Ю он достиг бессмертия; бессмертной стала и собака мудреца, съевшая остатки чудотворного эликсира. Китайцы стремились «всего-навсего» к омоложению и вечной жизни, и идея философского золота была им незнакома. Алхимическое искусство возникло у них приблизительно в 100 — 150 гг. до н. э., когда на Западе оно еще было неизвестно.
На Западе же главной целью алхимиков была трансмутация металлов, а самой насущной проблемой — вопрос о соотношении исходного металла и золота, получаемого «на выходе». Иоганн Кункель (1630 — 1703), ставший адептом алхимического искусства, когда оно уже клонилось к упадку, и занимавшийся, по сути, не столько алхимией, сколько химией, скромен в своих оценках. Он полагает, что неблагородный
