6. Герметические тайны
«Им доставляло удовольствие выражаться фигурами, символами и аналогиями, дабы понять их мог только рассудительный, набожный и просвещенный»
Некоторые алхимики сокрушаются по поводу того, что высказываются в своих сочинениях чересчур ясно, открывая больше дозволенного и тем самым профанируя священное искусство. Неосторожный мог быть изгнан из круга избранных и осужден на вечные беды. Однако заметить подобную неосторожность читателю алхимических трактатов нелегко. Прилежный ученик, уловив смысл того или иного высказывания, тут же принимался за поиски другого, еще более глубокого смысла, заключенного в этой новооткрытой истине. Он мог всю свою жизнь посвятить изучению подобных тайн, так и не добравшись до дна этого зачарованного колодца. Но поскольку воображение неустанно влекло его все к новым и новым чудесам, герметический философ несомненно находил удовольствие в таких штудиях. Нетрудно понять, почему алхимию именовали «искусством»: для успешного ее освоения нужны были богатое воображение и умелые руки. Цель ее заключалась в создании философского золота. Преуспевали в этом лишь немногие, но и тот, кто терпел неудачу, не считал свои усилия тщетными. Каждодневные раздумья и эксперименты сами по себе несли адепту тайное, непонятное прочим блаженство. Им приятно было иметь дело с разнообразными веществами и инструментами, приятно было поддерживать огонь в печи и наблюдать за ходом процесса. Им доставляли удовольствие ученые беседы с коллегами, посвятившими себя тому же искусству. Многие адепты, по-видимому, ценили путь к совершенству выше, чем достижение поставленной цели.
Когда же в тигле наконец появлялось золото, спокойной жизни алхимика приходил конец. Радость его омрачалась опасениями. Сильные мира сего слишком хотели заполучить в свои руки чудотворное средство, которое наполнило бы опустевшую казну. С помощью философского камня они подчинили бы всех своих соседей и провернули бы любые черные дела. Именно это и пугало избранных. Монархи обхаживали мастеров алхимического искусства до тех пор, пока те не объявляли, что не откроют им своих тайн. Тогда адепта бросали в темницу, подвергали пыткам и казнили. Алхимики терпели боль и шли на смерть, но оставались непреклонны. Эти неизлечимые эгоцентрики готовы были на мученичество, лишь бы не признать, что все их труды были напрасны и все их золото — не более чем иллюзия.
Из-за всех этих опасностей и из страха перед профанацией алхимики и прибегали к туманному, загадочному стилю, который мы продемонстрируем здесь на нескольких примерах. В книге Абрахама Лямбшпринка «О философском камне» есть гравюра, изображающая двух рыб «без плоти и кости, плывущих в нашем море». Лямбшпринк рекомендует сварить этих рыб в собственном соку; тогда они превратятся в море, «неизмеримые просторы которого не поддаются описанию». Эти рыбы, — поясняет Лямбшпринк, — суть душа и дух, а море — тело. Будучи «сваренными», т. е. алхимически очищенными, эти «рыбы» достигнут неописуемого блаженства. Лямбшпринк добавляет, что эти две рыбы в действительности суть одно. Далее смысл этих слов становится ясен.
На следующей иллюстрации в книге Лямбшпринка изображены единорог и олень, прячущиеся в лесной чаще. Единорог — это дух, олень — душа, а лес — тело.
Следующая иллюстрация Лямбшпринка и сопроводительный текст к ней дают представление о том, что следует делать, после того как эти два «зверя», душа и дух, будут пойманы.
Два льва — это снова символы души и духа. После того, как они будут пойманы, — говорит Лямбшпринк, — «следует объединить их в их собственном теле». Когда человек достигнет совершенства, его душа и дух должны слиться воедино.
Дух стремится к Богу, но его удерживает тело. Точно так же ртуть должна многократно подвергаться возгонке: «устремляться к небу» и «возвращаться в гнездо», пока наконец не будет достигнуто состояние фиксации. Алхимик продвигается к своей цели медленно, как улитка. Дух и тело должны слиться воедино в гнезде, т. е. в сердце. «Ритор стал консулом».
